драбблы

[Umi no Iruka]

а это - вообще мой первый в жизни перевод, так что сорри, если что не так т_т
Название: Перестаем замечать
Автор: Saucery
Переводчик: Umi no Iruka
Бета: Halisa aka NaVi
Размер: 393 слова
Пейринг: Скотт Маккол/Стайлз Стилински
Жанр: PWP, ангст
Рейтинг: NC-17

Мы перестаем замечать то, с чем хорошо знакомы.
Анаис Нин

Они никогда не будут говорить об этом.
Именно так думает Стайлз, когда они вместе вваливаются внутрь, и Скотт прижимает его к двери, сверкая золотыми глазами. Ведь Скотту не нужно прятать свою сущность от Стайлза. От него ничего не нужно прятать.
Но они будут притворяться, будто этого никогда не происходило. И Стайлз целует Скотта, несмотря на то, что знает, потому что знает – их дружба останется прежней. Они пьяны в стельку, их сердца разбиты: Скотт потерял Эллисон, а Стайлз никогда не обладал Лидией. И это хорошо, всё обязательно будет хорошо, ведь всё, что у них есть – они сами.
Всё происходит быстро и грязно. Когда Стайлз сжимает рукой возбужденный член Скотта, тот тяжело дышит ему в плечо. Скотт кончает первым, а потом неуверенно обхватывает чужой член и, услышав шутку про преждевременную эякуляцию, прижимает Стайлза к двери еще сильнее и целует скользко, влажно и непристойно, целует, пока всем телом не ощущает чужой оргазм.

Они никогда не будут говорить об этом.
Стайлз не был годами влюблен в Скотта, именно поэтому они могут заниматься этим сейчас, не боясь потерять голову. Спасибо Лидии за то, что она спасает его, даже не будучи рядом. Безответная любовь – это то, что у Стайлза получается лучше всего, и он точно не собирается делать подобное со своим лучшим другом. Это был бы полный отстой.
Они падают на кровать, толкаясь, срывая друг с друга футболки, пьяно скользя неловкими любопытными руками по груди и животу. Дыхание Стайлза больше не прерывается в нерешительности, как раньше, а его губы раздвигаются под напором языка Скотта без колебаний и без страха. У Скотта снова стоит, он садится на Стайлза верхом и доводит обоих до оргазма, рваными движениями надрачивая вместе их члены. А потом они целуются и трахаются, снова и снова, и, в конце концов, засыпают, покрытые засыхающей спермой.
Следующим утром они будут все липкие и грязные, но Стайлзу плевать. Хоть на немного, но он чувствует себя цельным, чувствует тепло, обнимая Скотта – ни больше ни меньше, а своего лучшего друга и брата. Как бы банально ни звучало, но это его убежище в бурю – тело, такое знакомое за годы драк и споров друг с другом, но более гладкое и подтянутое, красивое и чувственное. Именно эстетически красивое – только так Стайлз может его объективно оценивать, не делая из происходящего большее, чем есть на самом деле.

Они никогда не будут говорить об этом.

И это правильно.

***
Название: Холод
Автор: (автор не разрешила делать перевод, но я - плохой человек и всё равно его сделала. так что просьба не уносить этот фик никуда из моего дайричка))
Бета: [человек-буханка]
Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: обнимашки
Жанр: рождественская флаффнота, панк-AU
Размер: 768 слов

Читать

@темы: перевод, фик, Стайлз Стилински, Скотт МакКолл, NC-17, AU, флафф, PG-13, романс

---

Серия драбблов

[anamnesis_morbi]

Название: 69
Автор: anamnesis_morbi
Персонажи/Пейринг: Стайлз/Скотт
Рейтинг: PG-15
Жанр: апокалипсис-АУ, ангст, романтика, юмор
Предупреждения: не вычитано; обсценная лексика
Примечания: написано под впечатлением Anacondaz – “69”
Размер: 700 слов

Билли сидела и смотрела на найденные в экспедиции образцы Homo sapiens, живших более трехсот лет назад, еще до времен Третьей мировой. Она устало выдохнула. Как представить это общественности, она не имела не малейшего понятия. Проблема была в том, что образец состоял из двух тел, которые невозможно было разделить. Они намертво скрепились в шестьдесят девятой позе, если верить ее историческому справочнику (раздел «Камасутра»).

И эти парни были более чем полностью голыми. Совет не одобрит их публичную демонстрацию. Она была уверена.

Билли щелкнула пальцами, и стекло криогенного контейнера, в котором навечно сплелись два тела, стало матовым. Она не знала, зачем щелкает пальцами каждый божий раз, когда пользовалась нейронным интерфейсом. Видимо, какой-то атавизм, оставленный предками.

Билли поднялась со стула и подошла к другим предметам, которые они добыли в последнюю свою высадку в точку «Б-Х-48».

Рядом с парнями было найдено пара упаковок скитлс, бутылки виски и кока-колы. А ведь это сенсация. Впервые удалось добыть эти незатейливые продукты питания, о которых сейчас можно узнать только по третьей сети. И то, если найти правильный кодер к транслейтору.

*

— Скотт, — Стайлз шлепнул на стол пакет с продуктами, в котором весело звякнуло стекло. — Объявили тревогу. По ящику говорят, что Северная Корея хочет нанести удар.

— А я слышал, что Россия, — Скотт протер глаза.

Он был чертовски бледным, под глазами залегли тени. Сил волноваться уже не оставалось. Мелисса давно поселилась в больнице. Странно, что во времена войны, больше всего травм гражданские получают от других гражданских.

Шериф тоже пропадал на работе. Сраные мародеры причиняли больше вреда, чем солдаты.

Все как всегда.

Они со Стайлзом уже две недели жили вместе, как в тумане. Все что происходило за стенами дома, казалось просто экранизацией дешевого фильма ужасов. Выдумкой. Вторжение инопланетян и то казалось более здравой вещью, чем очередная бессмысленная война между людьми.

Стайлз не выдержал в начале третьей недели. Пришел со всеми признаниями, чувствами, которые у него накопились за столько лет, прямо в спальню к МакКоллу. Кажется, он плакал. Скотт точно не помнит, потому что плакал сам.

Они проебали свою жизнь по полной, как оказалось. Все о чем боялся попросить Стилински, не желая терять дружбу, и все о чем, даже и не думал Скотт, так как всегда страшно тупил – стало непозволительно важным в тот момент, когда мир пошел по пизде.

Почему это не могло стать важнее в другой, более мирный момент?

Они целовались всю ночь и трахались все утро. Стайлз залазил в гугл прямо с телефона в кровати, удивляясь, что тот работает. Бесконечно болтал, смеялся, плакал, целовался и не знал, куда деть руки. Скотт пытался заткнуть его поцелуями, потому что все эти комментарии слишком смешили, чтобы не отвлекаться. А отвлекаться страшно не хотелось.

Должно же было до Скотта когда-нибудь дойти.

— Предлагаю умереть с фанфарами, — Стайлз открутил крышку с виски и глотнул прямо из горла. — Знаешь, вот чтобы нашли нас через лет двести. Чтобы наших костей груда стала настоящим артефактом лет спустя пару веком. Нам же будет уже все равно, пусть потом в музеях глазеют.

Скотт закатил глаза, оценив, что Стайлз побывал дома и одел лучшую свою футболку с Бэтменом. Ту, что была отложена для важных событий.

Скотт улыбнулся, потому что идея была безумная и прекрасная, как и сам Стайлз. Они позвонили родителям, с которыми прощались почти каждый день. Написали пафосную записку будущим людям. Если это вообще будут люди.

Стайлз нарисовал на полях член. Скотт попробовал нарисовать цветок.
Они напоследок насмеялись, прежде чем забраться в постель, ведь там уже было не до смеха.

И может они поступали неправильно. Или, более вероятно, у них просто была истерика. Но лучшего конца света для себя Скотт и не мог придумать.

Стайлз же просто верил, что они вдвоем и так были навсегда, просто сегодня это навсегда было немного лучше.

*

Билли еще раз перечитала оставленное Стайлзом и Скоттом послание, прикидывая, как можно объяснить начальнику наличие графического изображения полового члена на исторически важном документе.

Потом она еще раз взглянула на контейнер с вещами. Взгляд уцепился за боксеры с символикой каких-то персонажей комиксов. Каких именно, ей еще требовалось уточнить.

Собравшись с мыслями, она в уме написала послание в Совет, которое незамедлительно отправила, чтобы не струсить. Если люди в прошлом и казались ей примитивными, то это было раньше. По крайней мере, они умели отнестись к проблемам с юмором, пускай и черным.

А еще они умели любить друг друга, с грустью подумала она, вспоминая заветы Советов.

Название: Неловкая ситуация
Автор: anamnesis_morbi
Персонажи/Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: G
Жанр: пре-слэш, сомнительный юмор; флафф
Предупреждения: не вычитано; пост-4сезон
Размер: ~ 600 слов

Стайлз улыбается, немного асимметрично, как и всегда последнее время. Кира неуверенно мнет подол красного платья, ожидая, когда же вскроют конверт. Президент школьного совета, который так с начальных классов и не снял брекеты, в руках держит розовый квадрат бумаги. Пальцы мелко дрожат. Имя королевы бала должно вот-вот слететь с его губ, но он почему-то медлит.

— И Королевой бала в две тысячи четырнадцатом году становится, — на лице президента ходят ходуном нервные веснушки. — Я думаю… Это какая-то ошибка.

Тренер Финсток, которого назначали следить за выпускным, резко срывается с места и отбирает листок с результатами голосования. Он дергает плечом, когда про себя читает имя. Все видят, как ему хочется разразиться гневной тирадой. Посвистеть в свисток, потопать ногами, петь армейские песни или даже разойтись в напутственной речи из «Дня независимости». Но, видимо, директор из-за последнего его выступления после матча, которое кто-то выложил в интернет, пригрозил ему увольнением.

Поэтому тренер тих.

— Мы разберемся с этим, — говорит он в микрофон. — Я узнаю, кто из вас маленьких шутников сделал это. И как. А пока… Королевой бала становится Стайлз Стилински.

Скотт, стоящий на сцене в короне, удивленно вскидывает брови и бросает взгляд на Стайлза и Малию. Те дружно смотрят на Киру, которая скусывает с губ красную помаду. Никто не смеется, потому что шутка идиотская. В зале повисает тишина. Лидия подозрительно щурит глаза и достает из сумочки телефон.

— Чего же вы ждете, Билински? На сцену быстро, — Пирожок тянется к груди, но вместо свистка находит галстук. — Я бы понял, если бы это был Дэнни. Что за молодежь пошла, совсем испортились. — Бурчит он, отдаляясь от микрофона.

У Стайлза становятся ватными ноги, когда он оказывается на сцене. Он бросает блеклое «спасибо», вставая рядом со Скоттом, когда на его голову напяливают эту бессмысленную диадему. Кира с Малией о чем-то шепчутся в толпе. Ребята из команды по лакроссу вертят пальцами у виска и по губам можно понять, что они обсуждают здравомыслие тренера. Этот идиотизм – явно не их рук дело.

Еще никогда Скотту не было столь неуютно рядом со Стайлзом. Даже когда тот был одержим, даже когда тот волок его на места преступлений, как настоящий фанатик.
Президент школьного совета, едва ли не со слезами на глазах, говорит им, что королю и королеве необходимо станцевать один танец. Это формальность, ей нельзя пренебречь.

— Ну что, Скотти, станцуем? — Стайлз откашливается так, что показное веселье разваливается, и неловкость пролезает наружу. — Только, чур, Королева ведет. Побуду женской версией Бэтмена, а ты сегодня – Робин.

Начинает играть унылая музыка. Все продолжают смотреть на них, будто они при смерти.

Лидия звучно фыркает, хватает за руку зазевавшегося парня из параллельного класса и тянет его на танцпол. Стайлз кладет руку на талию Скотта, поигрывая бровями.

МакКолл шумно выдыхает, бросает взгляд на окружающих его учеников, которые начали выходить из ступора и направляться на площадку для танца. Кира неуверенно приглашает Лиама спустя пару секунд после того, как Стайлз делает первый шаг. Видно, что она расстроена, но не готова сдаваться.

Стайлз и правда ведет. Он выглядит спокойным и насмешливым. Диадема сползла на бок, застряла в волосах и почти не видна. Скотт слышит его сердце и смущается, а потом уверенно сжимает ладонями плечи Стилински и вдыхает так глубоко, как только может.

— Давай, подходи ближе, я тебя не сожру, Скотт, — Стайлз озорно гладит ладонью поясницу Скотта, и тот, поддавшись на провокацию, делает шаг вперед.

В углу зала Финсток, спрятавшись за связкой надувных шариков, отчитывает президента школьного совета. Малия, выпавшая из поля зрения тренера, подливает в пунш алкоголь, за что получит сто баксов от парней из параллельного класса. На эти деньги она купит подарок Стайлзу на день рождения.

А Скотт и Стайлз, тем временем, танцуют, почему-то забыв про остальных.

Название: Эгоист
Автор: anamnesis_morbi
Персонажи/Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: soft-R
Жанр: PWP; ангстовый флафф
Предупреждения: не вычитано
Примечания: пост-3сезон; на момент начала 4ого
Размер: 1600 слов

Скотт смеется, уткнувшись носом в одеяло, сбившееся в ногах его друга, так что трещат ребра. У него полный рот крови Стайлза, и он вынужденно глотает ее как долбаный вампир, чтобы с утра простыни не стали реквизитом хорроров. Он только что вылизал бок Стилински, и кровь холодит пищевод, оседая тошнотой в желудке.

Она греет волчью душу, и Скотт смеется.

Истерика – так это называется.

Стайлз в темноте зажимает рот рукой, чтобы отец не услышал его криков.
Как они докатились до этого?

Скотт перелезает через стонущего от боли Стайлза, устраивается за его спиной, тесно прижавшись к ней грудью, и обнимает Стилински. И молится, чтобы из его рта не хлынула черная жижа, обозначающая мгновенную смерть. Молится, как никогда в жизни ни молился.

Прости его Боже, даже, когда его мать была в опасности. Тогда все было слишком быстро, теперь небеса дали ему осознать, что происходит. Про Элиссон он старается не вспоминать, чтобы окончательно не свихнуться.

МакКолл наплевал на правила, он укусил больного. Все эти бла-бла-бла-многовековые кодексы для тех, кто никого не терял. Для огороженных от реальной жизни моралистов. Скотт теперь не такой, хватит. Это не принесло ему мира, а только новых проблем.

Как они забыли про эту сраную болезнь, как только пропал Ногицунэ? Болезнь же о них не забыла. Галлюцинации, слабость, бессонница настигли Стайлза в один момент, а врач со взглядом выкинутого на улицу пса сделал свое собачье заключение – шесть месяцев. Шесть гребаных месяцев, если он не будет лечиться, и Скотта почти не останется якорей. Главного – точно.

Безумная сука Кейт потеряла значение. Хейлы и их семейные тайны потеряли значение. Все эти замшелые монстры-маньяки Бикон Хиллс потеряли значение. Уезжающая черти куда Кира потеряла значение. Снова сходящая с ума Малия потеряла значение. Питер? Какой Питер? Скотт думать о нем забыл. Единственное, на что его хватает – это редкие попытки наладить контакт с Лиамом.

— Прости, но я не мог. Дитон сказал, если сделать это позднее, это не сработает. Твой мозг не восстановится. — Скотт прижимается влажной щекой к взмокшей шее Стайлза.
Соль от пота смешивается с солью от слез. Скотт не добавляет «И значит, ты в любом случае бы умер». Это недопустимо и обожжет язык, душу, мозг или то, что от него осталось. Скотт теперь эгоист, после всего того, что случилось.

Стайлз просто дышит. Считает количество вдохов и выдохов. Первых, почему-то, постоянно выходит больше. Он не злится на Скотта, хотя должен бы был. Любой бы злился, если бы его укусили ночью, пока он этого не ждал. Да и не хотел. Даже всячески противился этому.

Отвратительный голосок внутри сознания Стайлза говорит голосом, смахивающим на голос Ногицунэ: «Зато теперь вы квиты. Ты же тогда отвел его в лес».

Стилински списывает это на вновь приходящие к нему, как к родному, глюки. Но эти глюки правы, как никогда.

*

Скотт плохой альфа. Может, даже и друг плохой. Потому что его бета – его якорь. А еще у этого якоря начинается паническая атака.

— Оборотническая паническая атака, — уточняет его мысли Стайлз, светя желтыми глазами в коридоре школы.

Скотт чувствует его заполошное сердце у себя в груди каждым ударом. Эта связь между ними делает его одновременно беззащитнее и сильнее.

Хотя Стайлз еще, мягко говоря, в обиде, он сразу принял МакКолла как альфу. И это искрит в крови Скотта как шампанское, которое он никогда не пил. Возможно, эта новая связь – подарок судьбы.

Звонок с урока звенит так, будто началась война и с небес посыплются бомбы. У Стайлза лезут когти, и Скотт не придумывает ничего лучше, как сломать ручку подсобного помещения и затолкать их обоих внутрь.

— Я не могу, — рычит, задыхаясь Стайлз.

У него вырастают клыки, а Скотт отстраненно думает, что Стилински идет желтый цвет глаз. У него у самого панически заходится сердце, раздирает чужой страх, и он никак не может сказать Стайлзу: «Дыши, бро. Давай, вдох-выдох».

В коридоре шумно, но если Скотт сейчас зарычит, услышат все, до самой Оклахомы. Почему до Оклахомы? Да хрен его знает. По крайней мере, он не трансформируется, учитывая его спутанные мысли. Его ли они?

В голове всплывают тихие, смущенные рассказы Стайлза о том, как Лидия в прошлый раз справилась с его приступом.

Никто не говорил, что Скотт умный малый. Гениальные идеи – это профиль Стилински.

В кладовке душно, и у Стайлза плюс ко всему, кажется, начинается абсолютно внеплановая клаустрофобия. А больше идей нет. В голове стучит мысль «Помоги, останови это». И Скотт целует Стайлза, взяв его лицо в свои руки и безотчетно проходясь языком по клыкам, намекая, что следовало бы их спрятать.

В коридоре народ обсуждает свои проблемы, которые проблемами-то назвать нельзя. Не во вселенной МакКолл-Стилински. Противные учителя, оценки, выбор девушки или парня, что посмотреть вечером – это все то, чему они когда уже не будут расстраиваться.

Стайлз отстраняется первым. С ужасом в глазах. В обычных человеческих глазах. У Скотта радужка приветливо горит красным в темноте.

МакКолл смотрит на Стайлза, абсолютно точно понимая, что в их С.-С. микрогалактике случился большой взрыв, и, кажется, образовались новые планеты.

*

У Стайлза всегда было все просто, если не усложнять и принять аддерал. Есть проблема – она требует решения. Он ее решает – живет дальше до следующей проблемы. Загвоздка в том, что аддерал на него больше не действует.

Если хочешь понять мотивы убийцы – поставь себя на его место. Это показывают во всех фильмах про маньяков, пишут во всех книгах о судебной психиатрии. Стайлз слишком интересовался этим, чтобы забыть парочку простых наставлений.
Стайлз ставит себя на место Скотта. Чтобы он сделал, если бы Скотту осталось так мало? Без шансов и вариантов.

Чтобы он сделал, если бы сам паниковал и не знал, потерял все мысли, как унять чужую панику?

Он думает недолго, потому что ответ слишком прост. Сам бы укусил, поцеловал, вскрыл бы себе брюхо, вылизал бы всего Скотта, трахнул, подставился, чтобы тот трахнул, если бы это помогло.

Последние мысли больные. Это все СДВГ. Но они оседают теплой тяжестью в груди, и она уже собирается спуститься по животу прямо в пах. Стайлз прикрывает глаза рукой, потому что знает, что Скотт почувствует это.

И самое страшное-странное-необъяснимое-правильное, что Стайлз уверен, что Скотт почти не против.

*

Разговоры с Дитоном до добра не доводят. Он говорит, что у них все нормально. Что-то, что зреет между ними нормально. Что возможно, они перешли на новый закономерный этап отношений, просто чувствуется это острее из-за обострившихся инстинктов.

Лицо Алана напоминает лица древних статуй или тотемов индейцев, которые ничего не выражают.

— Чушь собачья, — говорит Стайлз, а сам не выдерживает и кладет руку на плечо Скотту. — Тогда бы все мохнатики облизывали друг друга при встрече.

Он всегда так делал, сколько себя помнил. Любил прикасаться к Скотту, в смысле, а тот шутил, что Стайлз тактильный маньяк и занимает слишком много места. Сегодня Скотту хочется, чтобы Стайлз занял все место, которое смог бы занять. Чтобы стук его сердца был слышен Скотту ежесекундно.

Загвоздка в том, что Стайлз понимал Скотта без слов еще до того, как тот его укусил.

Иногда МакКоллу кажется, что тот понимал его еще до того, как они познакомились.

Затем связные мысли обрываются, и они находят себя целующимися в джипе Стайлза. И то только потому, что оборотням тоже нужно дышать. Это чертовски несправедливо, считает Стайлз. Где-то снова проливается кровь, кто-то за что-то сражается, бродит пугающая, как Дамер, Кейт.

Они чудом добираются до дома Стайлза и лезут почему-то через окно. У Стайлза с первого раза не получается запрыгнуть на выступ крыши «с помощью волчьей суперсилы, я всегда хотел», и Скотт ловит его за руку, подтянув к себе. Слишком близко, чтобы ошибиться, что будет, после того, как они попадут в комнату.

Стайлз кивает, говоря, что да. Он, черт подери, согласен. Ему плевать, почему так сложилось, почему снова они, но со всеми проблемами они разберутся завтра. Скотт решает, что он может еще один раз побыть эгоистом.

У Стайлза трусы с Бэтменом, у Скотта просто черные трусы. Если МакКолла раньше забавляли маленькие символы летучих мышей на семейниках Стайлза после тренировок, теперь у него перехватывает дыхание от возбуждения и неуместной нежности. Стилински ничего не говорит, просто часто дышит и смотрит, как Скотт стягивает свои боксеры.

— Я вижу твой альфа-член готов к исполнению альфа-долга, — невпопад смеется Стайлз, нервно теребя резинку своих трусов. — Не знаю, готова ли моя бета-задница.

Скотт рычит и накидывается на Стайлза с поцелуями-укусами-засосами, почти пугая красной вспышкой в глазах и озорным, шаловливым блеском. Таким редким для МакКолла и поэтому таким жгучим. Иногда Стайлз бывает придурком, а Скотт саркастичным, довольным собой засранцем.

Они трахаются на кровати Стайлза под взглядами фотографий с детективной стены Стилински. Скотт скулит, толкаясь внутрь Стайлза, и вылизывая ему спину и шею, чувствуя неожиданно сладкий привкус соли. Одной на двоих.

Ему кажется, что они оскверняют священное место, потому что они столько раз смотрели фильмы, ели, делали домашние задания, читали комиксы и засыпали на ней, что трущийся о простыни вставшим членом тихо стонущий Стайлз – это из разряда богохульства или фантастики.

Или того и того. Стайлз бьет ладонью его по бедру.

— Не думай об этом, — он сжимает бедро Скотта и подается назад. — Я теперь не человек, двигайся сильнее, блохастая скотина.

Скотт улыбается, подхватывает Стайлза поперек живота и второй рукой находит точку опоры среди простыней. И, черт, он и правда все еще считает Стайлза человеком, потому что ему до сих пор страшно поранить его. Еще страшнее потерять.

Ему еще не было так хорошо, и Стайлзу тоже, Скотт чувствует это всем своим естеством, когда ловит два оргазма сразу – свой и Стайлза. И оба лишают даже сумеречной надежды на возвращение к дружеским отношениям. Его и Стайлза, это он понимает также ясно.

*

В мире Стайлза все просто: если есть проблема, то нужно ее решать. У него есть целый список разного рода проблем: Кейт, какие-то странные придурки в костюмах бульдогов-носорогов, Лиам-я-сам-себя-создал-и-сам-себе-все-подчинил, Кира и потерянная Малия. А также Дерек, Питер, их родители и еще вагон и маленькая тележка проблем на любой вкус.

У Стайлза и Скотта в их конкретной микрогалактике же нет проблем, потому что, наконец, все правильно. Новые планеты и исчезнувшие последствия большого взрыва. Спокойно пережитое полнолуние и немного сумасшедший секс в лесу.

Стайлз целует Скотта, перед тем как выйти из джипа, и, по большому счету, им плевать, если это кто-то увидит.

Они вместе, они живы. Остальное можно решить.

Название: В значении слова «друг»
Автор: anamnesis_morbi
Персонажи/Пейринг: Стайлз/Скотт
Рейтинг: NC-17
Жанр: бессмысленный и беспощадный PWP
Предупреждения: не вычитано
Размер: ~ 600 слов

Друзья – это понятие растяжимое. И да, это пошло звучит. Особенно, когда руки Стайлза лезут в трусы к Скотту. Нельзя просто закрыть глаза и сделать вид, что ничего не происходит. Потому что их песочные часы общей гармонии наконец-то выровнялись. Застряли в состоянии безумия. Миллион песчинок с одной стороны, миллион – с другой.

Все пучком, – говорит себе Скотт, – плывем дальше.

Он до сих пор накручивает счетчик своей эрудиции. Это его успокаивает, оставляет в прошлом. Ничего не случилось, он снова учится жить.

Слово «друг» имеет множество синонимов. Приятель, кореш, брат, сторонник, товарищ, возлюбленный… Сотни значений для Стайлза. Сегодня подходят все.
Стайлз облизывает сухие губы и выдыхает. Со Скоттом всегда так. Привычно, уютно, а потом раз – и фе-но-ме-наль-но.

Где-то в глубине темно-красных глаз Скотта Стилински видит, как тот хочет побыть человеком. Стайлз оглаживает влажную, горячую головку большим пальцем и прерывисто стонет. Он впервые дотрагивается до Скотта так, и это оказывается куда лучше, чем просто прикасаться.

Скотт прижимается к Стайлзу и дышит ему на ухо. Сипло, отчаянно, безнадежно. Словно у него снова астма. Стайлз изворачивается и неловко, почти робко целует горячий сухой рот.

— Чувак, когти, — говорит Стайлз, когда Скотт вот-вот и распорет деним его джинсов на заднице.

Когда люди вместе достаточно долго, индивидуальность перестает существовать. Скотт – это Стайлз, а Стайлз – это Скотт. Сарказм в исполнении МакКолла, иррациональный альтруизм в исполнении Стайлза. Многое становится понятно без лишних слов.

Подсобка в ветеринарной клинике не лучшее место для проверки данного утверждения, но это уже не имеет значения. Уж точно не для них. Потому что друг в значении слова «единомышленник». Объяснять не нужно.

Скотт раздевается быстро, будто одежда обжигает. Он стягивает со Стайлза джинсы вместе с бельем и прижимается к нему всем телом. Чтобы кожа к коже, а член к члену. Чтобы, соприкасаясь лбами, в унисон прошептать привычное «О. Мой. Бог», удивленно глядя вниз, в точку соприкосновения обнаженных головок.

Скотт молча поворачивается лицом к стене, опирается на нее руками и скованно прогибается в пояснице. Стайлз обнимает его сзади и собирает поцелуями пот с его шеи, не решаясь сделать что-то еще. Скотт тихо стонет и расслабляется, сильнее прижимаясь задницей к члену Стайлза. У Стилински перед глазами мельтешат красные точки, и у него впервые за всю сознательную жизнь нет слов. Никаких.

Абсолютно.

Он молит всех волчих богов о прощении, за то, что растягивает, вроде как, истинного альфу по слюне. Это кощунство, как ему кажется.

И их же благодарит за ускоренную регенерацию оборотней. Все это слишком правильно и хорошо, чтобы заставить себя остановиться и подумать.

Скотт – жаркий, отзывчивый, обдирающий краску когтями со стены придурок. Стайлз отвлекается, как может, когда проталкивает в покрасневшее кольцо мышц головку своего члена. Но он сегодня как Скотт – зацикленный, поэтому в голове остается лишь только: «О-боже-мой-как-хорошо».

Они трахаются медленно, не торопясь. Стайлз долбится глубоко, стараясь вставить так, чтобы из Скотта вылетел этот странный звук. Что-то между хриплым стоном и скулежом голодного щенка. Снова лезут в голову дурацкие шуточки, и Стилински, поддаваясь внутреннему порыву, трепет Скотта за мочку уха губами. Тот неожиданно громко стонет и сжимается.

— Твою мать, — тихо произносит Стайлз, сильно впиваясь пальцами в бедра Скотта, толкается глубже в последний раз и спускает.

И это было бы почти позорно, если бы у них еще оставалось что-то личное в этот момент.

Стайлз еле восстанавливает сбившееся дыхание, и кладет руку на член Скотта, чтобы дерганными, сильными движениями руки додрочить. Скотт пачкает стену, живот и пальцы Стайлза, когда кончает. Стайлз чувствует каждый спазм удовольствия МакКолла своим членом, и кажется, что счастливее он еще не был.

Они сползают вниз по стене и усаживаются на грязном полу, в липком клубке из собственных рук и ног. Каждый из них, похоже, окончательно принимает решение делить все значения слова «друг» со вторым.

Название: Немного безумия
Автор: anamnesis_morbi
Персонажи/Пейринг: Стайлз/Скотт
Рейтинг: NC-17
Жанр: несколько агнстовый PWP
Предупреждения: не вычитано; чуть-чуть dark!mad!Стайлз
Примечания: пост-3сезон, вроде
Размер: ~ 1000 слов

Многое из того, что мы делаем, мы не сможем рассказать нашим детям. У всех есть такие тайны, Стайлз в этом уверен. Сегодня именно такой день, который вычеркнется из их со Скоттом истории.

— Бро, я, кажется, схожу с ума, — бледный Стайлз качает головой, облизывая сухие губы. — Мне не к кому пойти с такой просьбой. Я доверяю только тебе. И даже, если ты мне сейчас откажешь… Я прошу тебя, не отворачивайся от меня потом. Просто забудь все, что я скажу, как будто этого никогда не было.

У Стайлза трясутся руки. Его вообще будто лихорадит.

Скотт слышит биение сердца Стилински, чувствует терпкий запах пота и отчетливо осознает – что бы ни попросил Стайлз, Скотт это сделает. Потому что сегодня – это не шутки, а жизненно необходимо. Как доза наркоману в абстинентной ломке.

— Что нужно? — МакКолл сглатывает.

Воздух вокруг сгущается. В комнате Скотта становится жарко, как в аду. Одежда начинает раздражать кожу.

Они всегда были обнажены друг для друга – как на ладони. И МакКолл это ощущает так ясно, что на удивление быстро догадывается о том, что сейчас попросит дергающийся Стайлз раньше.

— Трахни меня. — Стайлз отводит глаза в сторону, и нервным, словно заклинившим движением растирает кожу на шее. — Я не знаю, что со мной. Но мне просто необходимо сейчас трахнуться. Я бы не стал просить, если бы так не выворачивало.

Скотт молчит минут десять.

Стайлз, зная его досконально, ждет, но все равно не может усидеть на месте. Ходит туда-сюда. Сюда-туда. Мельтешит. Скотт по привычке не обращает на мелькание никакого внимания.

Он обдумывает.

Единственное, что его волнует, - то, что он вряд ли сможет возбудиться. Просто потому что он никогда не смотрел на парней в этом ключе.

— Я буду снизу, — выдает, наконец, Скотт, втягивая через нос запах болезненного возбуждения Стайлза.

— Я не хочу, чтобы это выглядело так, как будто я снимаю себе шлюху, — Стайлз резко озлобляется, вертя пальцем у виска. – Я, конечно, вышел из берегов, но не настолько. Если тебе противно, я попробую что-то еще.

— Мне не противно, — спустя пару секунд отвечает Скотт, ясно понимая, что это правда.

*

Стайлз нависает над Скоттом. Они полностью обнажены, но Стайлз просто смотрит на Скотта и ничего не делает. Он слишком напряжен, чтобы не сорваться. Еще немного и Стайлз соберет вещи и убежит, потому что у МакКолла даже не стоит.

И обязательно влипнет во что-то страшное.

Скотт порой бывает слепым идиотом, но не сегодня, когда смотрит в глаза Стайлзу. Сегодня он видит.

Он не хочет никого обманывать. Если он начнет думать о Кире или Элиссон, Стайлз точно заметит. И он не думает.

— Давай, делай, все, что тебе хочется, — абсолютно серьезно выдыхает МакКолл. — Я стал альфой, я достаточно силен для этого. Ты не сможешь меня даже поранить. Теперь я сильнее, чем ты.

Это удар ниже пояса, Скотт в курсе. Но когда Стайлз не в себе, с ним уговоры не действуют, только провокации.

Стайлз срывается, он сминает губы Скотта, целует его глубоко, проходясь языком по верхнему ряду зубов. Он кусает шею МакКолла и зализывает укусы так, что кожа начинает пылать, когда слюна испаряется.

Стайлзу срывает тормоза.

Скотту плевать, потому что это Стайлз, и он ему доверяет.

Стилински облизывает его пресс, прикусывает соски и проезжается влажными губами по дорожке волос, идущей к паху.

Скотт начинает часто дышать. По крови разносятся первые искры пожара, заставляя осознавать, что такое чистая похоть. Стайлз вылизывает его член, цепляясь за бедра пальцами до синяков. Он в таком состоянии, когда не до смущения.

Скотт подросток – и у него встает достаточно быстро, чтобы Стайлз удовлетворенно вздохнул.

Губы Стилински будто везде. Вот он уже прижимается открытым ртом к татуировке на плече и водит по ней языком, а рука грубо отдрачивает член.

Они переворачивают на колени и быстро растягивают Скотта. Явно недостаточно, но Стайлз скулит и кусает МакКолла за плечи. И, Скотт в ужасе от себя самого, но ему нравится. Ему нравится, как стонет в его ухо Стайлз, который трется своим членом о внутреннюю поверхность его бедра. Потому что конкретно в этот момент времени Скотт ощущает себя нужным, как никогда. Просто чертовски необходимым, как гребаный воздух. Сегодня он не истинный альфа, а просто Скотт, который делает кому-то хорошо тем, что ничего не делает. И это необычно.

— Давай, — говорит Скотт и прогибается в пояснице.

Стайлз протяжно стонет, пристраиваясь и вставляя на всю длину сразу. Скотту реально больно, и он шипит сквозь сомкнутые зубы.

Стайлз не шевелиться, лишь лениво поглаживает член Скотта, возвращая эрекцию. Его как-то хватает на пару минут без лишних движений бедер.

Время замедляется. Они дышат. Им жарко, и уже Скотт не выдерживает и ведет бедрами.

— Могу я? — Стайлз дышит в шею МакКоллу.
— Да.

И Стайлз проталкивает подушку под живот Скотту, рукой упираться в его спину, распластывая того по кровати. Сделав пару плавных движений, он громкому выдоху Скотта понимает, как двигаться, и ускоряется.

Скотт чувствует руку у себя между лопатками, а вторую видит напротив лица. От особо чувствительного толчка, его прошибает от макушки до пят ярким удовольствием. И теперь и он слабо соображает, что происходит. Он облизывает кончики пальцев Стайлза у своего лица, подается назад, проталкивая руку под себя, чтобы отдрочить себе.

Безумие заразно.

Скотт стонет и разводит ноги, вторя Стайлзу. Шлепки их тел становятся еще громче. Стайлз напрягается и немного сбавляет темп. Он отпускает Скотта, упирается руками по обеим сторонам от головы МакКолла и наклоняется, задыхаясь, целует его.

Стайлз вколачивается какими-то садисткими полукруговыми движениями, от которых прошибает еще сильнее.

— Стайлз! — Скотт бездумно отдрачивает себе, рыча в простыню и спускает, выгибаясь дугой.

Стайлз целует его и натурально скулит, еще несколько раз подавшись бедрами вперед, и превращается в натянутую струну.

Через несколько минут еле отдышавшийся Стайлз уже спит. Как есть, потный, в сперме, с приоткрытым ртом. Скотт смотрит на него задумчиво и обводит большим пальцем припухшие губы. Потом бессознательно подносит палец к своим губам и повторяет движение.

Он разглядывает голого Стайлза у себя в кровати. И понимает, что все на своих местах, черт подери. Ему нравится, что он видит. У него нет желания побежать помыться, прикрыть Стайлза простыней и пойти спать вниз. Ему даже проветривать помещение лень.

— Стайлз, — Скотт утыкается в плечо друга и перекидывает через него одну ногу и руку, — почему все вечно через одно место?

Стайлз только тихо дышит во сне, и, понятное дело, не отвечает.

Скотт закрывает глаза с абсолютной уверенностью, что этот день должен сохраниться в их истории. Стайлзу не отвязаться.

@темы: фик, Стайлз Стилински, Скотт МакКолл, NC-17, ангст, AU, R, флафф, G, PG-13, романс

---

the company house - шпионское-АУ, R, перевод

[Umi no Iruka]

начну и я тащить сюда свои недопереводы

Название: Убежище (the company house)
Автор: 8611
Переводчик: Umi no Iruka
Бета: [человек-буханка] и Halisa aka NaVi
Размер: мини, 3993 слова
Пейринг: Стайлз Стилински/Скотт Маккол, упоминание Лидия Мартин/Эллисон Арджент, Скотт Маккол/Эллисон Арджент
Жанр: шпионское-АУ
Рейтинг: R (авторский)
Предупреждения: не слишком графичное описание насилия; в тексте упоминается организация Щ.И.Т.
Примечание: СВУ - самодельное взрывное устройство

Читать

Скотт едет в Гонконг, потом в Вену, в Мумбаи и, наконец, – в Москву.
В Москве Скотт всегда вляпывается в какое-нибудь дерьмо. Его подстреливают каждый раз, неважно как упорно он пытается этого избежать. А ведь Скотт действительно гордится тем, сколько раз у него получалось уйти от пули.
Кроме Москвы. Он не имеет понятия, почему так происходит, но Москва для него – огромная яма с дерьмом, в которой тонут все его умения.
Истекая кровью, он спешно затаскивает свою задницу на конспиративную квартиру, одной рукой зажимая полупустую бутылку «Столичной», а другой надавливая на сканер отпечатков пальцев, который щелкает, загорается зеленым и наконец позволяет ему оказаться внутри.
Скотт спотыкается, сползает по стене и откидывает полы пальто, чтобы плеснуть еще водки на дыру от пули. Он стонет, когда резкая острая боль перекрывает все остальные ощущения.
– Нам пора перестать вот так встречаться.
Скотт поднимает глаза и видит Стайлза, который сидит на лоснящемся диване (кожаном, в агентстве любят интерьеры из кожи), закинув руки на спинку и лениво раздвинув колени. Широко раздвинув. Это выглядит как приглашение, но Стайлз, меняясь в лице, поднимается, вытряхивает Скотта из пальто и опускается на колени, чтобы обработать воспаленную рану у того на животе.
– В больницу? – спрашивает Стайлз, и Скотт, посмеиваясь, отрицательно мотает головой
– Нет, блядь, ты свихнулся?
– Аптечка?
– На кухне.
Всё заканчивается тем, что, пытаясь стянуть с себя рубашку, Скотт валится на дно ванной, – ноги переброшены через бортик, а голова откинута к стенке. Бутылка катится по гладкому дну, выплескивая остатки содержимого в водосток.
– Хватит переводить хорошую водку, – Стайлз кидает на стол черный чемоданчик и начинает рыться в его содержимом. Аптечка принадлежит агентству, так что назвать её просто аптечкой было бы небольшим преуменьшением.
– Это обычная водка, – отвечает Скотт, и Стайлз помогает ему выбраться из ванной. Уложив Скотта на коврик, Стайлз садится на него, а затем берет совершенно убийственно выглядящие щипцы, чтобы покопаться во внутренностях Скотта, которого выгибает дугой до резкого стального хруста в позвоночнике. Стайлз удерживает его одной обманчиво сильной рукой: такое случалось с ними достаточно часто (всегда Москва, эта чертова гребаная Москва), и Скотт знает, что нужно попытаться не шевелиться.
– Что-нибудь серьезное? – спрашивает Скотт, но Стайлз качает головой и кидает осколки пули в стакан. Металл и стекло, соприкасаясь, издают чистый звон.
– Я не вижу серьезного кровотечения, тебе повезло – ничего важного не задето. Пуля чуть оцарапала подвздошную кость. Заживет.
Скотт знает, что заживет, потому что он в курсе всех мельчайших мест, куда можно выстрелить или ударить ножом, чтобы человек остался жив. Он и сам в этом хорош.
Стайлз зашивает рану, перевязывает её и уходит, оставив Скотта на диване. Он возвращается с двумя бокалами ракии из шкафа, который Скотт заприметил еще утром. Она была самодельной и без марки. Возможно, её оставил последний скрывающийся тут агент, который поехал на восток после работы в Сербии, Болгарии, Хорватии или еще где-то рядом.
В агентстве есть негласное правило: оставлять бар на конспиративных квартирах заполненным. Считается, что они не пьют на работе, но, когда голова трещит и раскалывается, потому что ты только что выпустил в кого-то пулю, рука сама тянется к бутылке.
Скотту нравится ракия. Она напоминает ему о трех месяцах, тех трех простых великолепных месяцах, которые он провел прячась от всего мира в маленькой сербской горной деревушке. Жители были приветливыми, еда – хорошей, а алкоголя – море. Как бы он хотел там остаться, думает Скотт иногда – в те моменты, когда за окном уже поздний вечер, а воспоминания расплываются как сигаретный дым, клубящийся из чьих-то (Эллисон) губ.
Хоть он и в стельку пьян и, вероятно, совсем немного в шоке, в конце концов их губы все равно встречаются. Стайлз делает это точно и аккуратно, а поцелуи Скотта, распластавшегося у него на коленях, получаются ускользающими и смазанными.
(В их первый раз Скотт тоже был пьян, а Стайлз трезв, но ранен).
Стайлз впивается пальцами в здоровое бедро Скотта, заставляя того изогнуться и тяжело выдохнуть в открытый рот. Они оказываются на полу, где ковер грубо врезается Скотту в спину, а боль в боку пульсирует в ритм движениям Стайлза.
Он просыпается с похмелья и без Стайлза, но это и не удивительно. Тот всё делает быстро – живи быстро, умирай молодым, говорит он, ухмыляясь, как будто цитируя, но Скотт никогда не мог понять, кого именно.
Снаружи серо и идет мокрый снег, Скотт смотрит на расписание поездов и понимает, что пора уезжать.
---
Когда Скотт был молодым и дерзким, бил мимо цели, и Эллисон смеялась довольно, а не злобно, он не мог и представить, что окажется здесь. Не задумывался никогда, разве оно того стоило? Стайлз – да, он знает, что Стайлз много думает (слишком много) и что-то разъедает его мысли, будто он здесь не по своей воле.
И все же, перед чашкой с нетронутым кофе, он задумывается, выбрал бы это – то, чем сейчас занимается, – будь он в свое время рассудительнее, подойди к нему другие агенты, из приличных ЦРУ, МИ6 или КГБ, бесконечных буковок и циферок для изворотливых бюрократов, играющих в блиц-шахматы с людьми и бумагами.
Он был не здесь в тот раз, раненый, парализованный и разъебанный (Сирия, сообщает ему мозг, ты был в Сирии, но Скотт не задумывается об этом). Тогда он оказался в тихой комнате с белыми стенами и доктором, который улыбался слишком сладко, чтобы быть полностью спокойным.
Скотт бездумно поводит плечами до хруста в спине, и если женщина за соседним столиком замечает, что его позвоночник скорее не хрустит, а позвякивает (осколок пули к осколку пули, почти, но не совсем, что-то не такое полое), она не поворачивается и даже краем глаза не смотрит в его сторону..
– Ты собираешься это пить? – Лидия плавно садится на соседний стул и указывает своим тонким пальчиком на нетронутый кофе. Скотт отстраненно отмечает, что на её ногтях сегодня красно-коричневый лак.
– Нет, – признается он
– Я так и думала, – Лидия наклоняется через стол и делает глоток, глядя поверх его плеча дальше по улице в сторону воды.
– Ты здесь, чтобы забрать отчет? Потому что я его еще не закончил.
– Нет, просто узнать, как твои дела. Датчики показали, что три дня назад в тебя стреляли, так что Хейл послал меня проверить, как ты.
– Неплохо. Я уже подлатался.
Лидия тяжело смотрит на него поверх своей чашки с кофе.
Всё дело в том, что она наверняка знает. Лидия знает намного больше, чем остальные, даже больше, чем помощник директора Хейл, хотя не совсем понятно, как это ей удается. Скотту приходило на ум, что она могла быть тенью, как, он подозревал, и Стайлз. Взращенные в недрах агентства люди без имени, идентификационных номеров и документов, чье прошлое покрыто мраком.
– Бойд присоединится к тебе сегодня чуть позже, – Лидия меняет тему, потому что она знает, что он больше ничего не скажет, не выдаст Стайлза.
(Скотт точно не знает на кого работает Стайлз, хотя его знаний об агентстве достаточно, чтобы предположить, что это Щ.И.Т.).
– Где мы встретимся?
– Оставайся здесь, – Лидия достает из кармана телефон и протягивает ему. – Поздравляю, следующую неделю ты сотрудник ЦРУ.
– Угу, – морщится Скотт, пролистывая на экране список дел. – Слишком много возни с бумажками.
– Радуйся, что тебе не поручили убийство, как обычно дают ненадежным агентам.
– Да я счастливчик, – бормочет Скотт.
(Когда его в первый раз собирали по кусочкам, Скотт был внедрен в военное подразделение ЦРУ в качестве двойного агента. Он ненавидел каждую секунду этого задания, так что был более чем счастлив вернуться на транспортник, даже если пришлось расстаться с Эллисон. Он оставил на её туалетном столике маленького резного волка, купленного во время задания в Иркутске. И на этом всё. Просто маленький серый волк, сделанный из сибирской сосны, как напоминание о том, что Скотт вообще существовал).

---
Следующим утром Скотт бежит вдоль берега, оставив Бойда досыпать на конспиративной квартире. Бойд не слишком любит пробежки, предпочитая спортзал тренировкам на природе.
Скотт уже почти около резной мечети, которая стоит на выступающем из воды мысе, когда Стайлз выскальзывает из утреннего сумрака и начинает бежать с ним шаг в шаг. Скотт знает, что Стайлз бегает лучше благодаря длинным ногам, меньшему весу и большей выносливости, но тот ничего не делает, чтобы опередить его. Они останавливаются рядом с мечетью, чтобы понаблюдать, как парочка стариков удит рыбу и как люди гуськом тянутся с утренней молитвы, останавливаясь, чтобы надеть ботинки или поболтать с рыбаками.
– Ты следишь за мной? – спрашивает Скотт
– Неа, ты бы не догадался, что я слежу за тобой, – отвечает Стайлз, и это достаточно легкие слова, учитывая правду, стоящую за ними. Скотт – хороший стрелок (прекрасный стрелок, даже лучший, благодаря твердой руке и острому глазу) и чуть ли не лучший специалист по мокрым делам, которого вы можете заполучить. Но, в отличие от Стайлза, он не тень. Стайлз не убивает, Стайлз забирает. Он как призрак.
– Так что ты тут делаешь? – Скотт отводит взгляд и наблюдает за бродячим котом, который, прижавшись к земле, подкрадывается к одному из ведер с рыбой. В последний момент старик поворачивается и топает ногой, прогоняя кота прочь. Кот прячется под скамейку, помахивая хвостом, без сомнения планируя вторую попытку.
– Я здесь вместе с Лидией, – просто отвечает Стайлз, потому что, конечно же, он с ней. Сиамские близнецы, наводящие ужас, и всё такое. Стайлз и Лидия составляют совершенный дуэт. В определенных кругах ходят слухи об агенте под кодовым именем «Близнецы», который может быть в двух местах одновременно. На самом деле это просто Стайлз и Лидия, действующие как одно смертоносное целое.
Стайлз бежит дальше, и Скотт следует за ним, пока они не оказываются около дома в конце улицы. Скотт думает, что это конспиративная квартира, но Стайлз вынимает ключ из своего кроссовка, и Скотт попадает в уютную просторную квартиру, которая выглядит слишком личной, чтобы быть чем-то кроме как домом.
– Это твоё? – Скотт по-настоящему удивлен. Он мог бы сказать, что тут немного вульгарно для Стайлза, но в действительности он не имеет никакого представления о предпочтениях Стайлза в дизайне интерьеров.
– Лидии. Она сказала, что это был подарок на восемнадцатилетие.
– Я думал...
– Так и есть. По завещанию от родителей, ей только надо было стать совершеннолетней. Забавно, она здесь все вроде как ненавидит. Думаю, она бы сожгла тут всё и сделала ремонт, но ведь это – единственное, что у неё осталось.
Стайлз вроде бы шутит, но улыбка затрагивает только его губы. Скотт смотрит на стены (смеющаяся пара, мокрые после игр в пруду собаки, абстрактные картины, судя по всему, написанные одним и тем же художником), когда Стайлз внезапно оказывается совсем близко, невесомо проводя ладонью поверх швов на ране Скотта, а рот застывает в дюйме от его губ.
– Швы порвутся, – отмечает Скотт
– Я зашью, – говорит Стайлз. Потом Стайлз, тесно прижавшись к Скотту, тянет его вглубь квартиры, не глядя, будто у него глаза на затылке. В итоге они оказываются распластанными на обеденном столе (оставляя полосы на его пыльной поверхности), сбивая на пол вазу с искусственными цветами.
Горячие губы Стайлза выжигают на коже Скотта неслышные обещания. Просто слова, бессмысленные слова, которые Стайлз впечатывает в его спину вдоль позвоночника, обводя изодранные шрамы, проходящие через фазы луны, которые Скотт набил у себя на пояснице еще в колледже.
Когда швы расходятся, Стайлз кладет поверх них в защитном жесте свою руку, шепчет Скотту на ухо:
всё в порядке я зашью я разберусь прости меня не нужно еще шрамов пожалуйста пожалуйста пожалуйста, –
и оставляет смазанный кровавый след ладони на животе Скотта, когда кончает, дрожа и сжимая пальцы.
Позже, в подтверждение своих слов, Стайлз перевязывает его, и до следующей их встречи проходит так много времени, что единственное, что остается у Скотта – след от шрама.
---
– Скорость ветра 6 миль в час с северо-запада.
Бойд сидит достаточно близко, так что когда Скотт двигает рукой, его локоть касается плеча Бойда. Это простое движение, как ни странно, успокаивает.
– Вижу цель, – выдыхает Скотт. Мужчина как дурак стоит на палубе своей яхты и флиртует с девушкой вполовину младше него. Заказ ему передала Эрика, и ее ухмылка явно говорила, что она будет очень рада, когда этот мудак исчезнет с горизонта. За плечами у Эрики – длинная вереница мокрых дел, и это заметно. Скотт был вынужден смириться с таким пониманием правосудия, она же родилась с этим. Сначала он ее за это ненавидел. Теперь просто хочет так же спокойно относиться к работе и понимает, что чувствует к Эрике только зависть.
Скотт не знает, кто этот человек, просто агентство хочет, чтобы он умер (заказы всегда приходят с самого верха, так что, скорее всего, это Щ.И.Т), поэтому Скотт не слишком задумывается, когда глубоко выдыхает и нажимает на спусковой крючок.
Мужчина падает, его бокал с шампанским разбивается о палубу. Месиво из крови и мозгов оказывается на девушке, которая начинает визжать, впиваясь ногтями себе в лицо. Скотт не слышит это, но может наблюдать сквозь прицел. Он морщится, ненавидя себя в этот момент, до тех пор пока не чувствует, как Бойд кладет руку ему на плечо. Скотт поднимает на него тяжелый злобный взгляд.
– Оно того не стоит, – говорит ему Бойд, и Скотт ловко разбирает свою М110. Разобранная винтовка в его руках ощущается чем-то странным, почти чужеродным, и Скотт понимает, что очередной срыв уже близко. Слишком часто в последнее время внутри него что-то ломается, и он прячется от всего мира в какой-нибудь сербской горной деревушке.
– Хей, – произносит Бойд, когда через пару километров они добираются до автобусной остановки. – Подумываешь свалить?
Скотт цепляется пальцами за лямки своего рюкзака и качает головой:
– Всё в порядке. Через пару дней я снова буду в строю.
Бойд окидывает его долгим суровым взглядом, как будто видя Скотта насквозь за всем этим словесным дерьмом. В итоге Бойд кивает и уходит в направлении автобуса. Лучше всего прекратить эти пляски, доехав автостопом из Франции до Швейцарии, а в Цюрихе сесть на самолет. Неплохой вариант, учитывая ту прорву времени, которую Скотт провел болтаясь по Европе в тесных автобусах и поездах.
По его часам путь до шоссе занимает 47 минут. Всю дорогу он думает о девушке с яхты, которая в его голове начинает превращаться в Лидию, Стайлза и потом, конечно же, в Эллисон. Потому что рано или поздно все его цели становятся Эллисон, и это точно когда-нибудь втянет его в неприятности.
Скотт привычным движением вытягивает руку и не задумывается, сколько проходит времени, пока рядом с ним не тормозит маленький вишневый Фиат 500 с немецкими номерами. Он так много думает об Эллисон, что когда видит её на месте водителя, то не сразу понимает, насколько это странно.
– Скотт? – она так же сбита с толку. – Что ты тут делаешь?
– Что ты тут делаешь? – спрашивает он, таращась на неё.
– Ты первый, – в голосе Эллисон звучит тот самый вызов, по которому он так скучал.
– Путешествую, – это самое простое, что может соврать Скотт, при условии, что Эллисон не заглянет в его испанский паспорт, запрятанный в заднем кармане, в котором, разумеется, нет его настоящего имени. – А ты?
– Путешествую, – и то, как легко она это произносит, расставляет всё по своим местам у него в голове. В её голосе те же интонации, что и у него.
Так что это ложь. Очень-очень хорошая ложь. Точнее сказать, профессиональная. Лицо Эллисон застывает, пока Скотт тянется через открытое окно к бардачку. Когда он нашаривает итальянский паспорт и поднимает глаза, к его голове приставлено дуло пистолета. Он пристально смотрит на Эллисон, но лица обоих совершенно невозмутимы, так что он облокачивается на окно машины и открывает паспорт.
– Анна Мария Галло, – читает Скотт. – Не слишком-то ты похожа на Анну Марию. ЦРУ?
Эллисон смотрит на него, как будто складывая кусочки мозаики, но в итоге опускает пистолет и прячет его куда-то рядом с сиденьем. Он возвращает ей паспорт и наблюдает, как она засовывает его во внутренний карман пиджака, пытаясь понять, есть ли у неё ещё что-то, что можно использовать как оружие.
– Я должна была следить за тобой, тогда, в прошлый раз. Мое начальство думало, что ты двойной агент, – спокойно произносит Эллисон. – Хотя всё остальное было неплохо.
– Неплохо?
– Ты знаешь, о чем я. Мы думали, что тебя разоблачили.
– Спать со мной тоже было заданием?
– А вот это, – жестко отвечает Эллисон, – был полностью мой выбор.
Они прожигают друг друга взглядами еще некоторое время, и Скотт успевает насчитать несколько ударов сердца, прежде чем Эллисон наклоняется и, вздохнув, открывает дверь.
– Залезай. Я не оставлю тебя умирать от переедания сыра и вина на юге Франции.
– На самом деле звучит весьма неплохо, – беспечно произносит Скотт, пока садится в машину. Интересно, как, черт возьми, он мог подумать, что ехать автостопом – хорошая идея. Он слишком высокий для европейских машин, так же, как для автобусов и поездов.
Скотт считает мили, которые наматывает счетчик. Он отрешенно думает, что Эллисон едет на запад, а не на восток, но ничего не говорит ей.
– Итак, – произносит Эллисон через некоторое время, осторожно, как будто изучая того серого волка, которого Скотт оставил на её комоде. – Ты ушел в свободное плаванье?
– Нет, твое начальство было право, – Эллисон пронзительно смотрит на него, её руки вздрагивают, сильнее сжимая руль. – Я работаю на Щ.И.Т.
К чести Эллисон, она продолжает вести плавно, как будто он сейчас не признался, что работает на самых мерзких из всех мерзавцев.


---
Они останавливаются в парижском отеле (таком дорогом, каким только может быть отель в Париже; но траты их обоих снова берут на себя организации, хотя, когда они вернутся домой, Эллисон светит до хрена бумажной возни, потому что никто никогда не говорил, что ЦРУ хорошо относится к тратам).
Ещё когда между ними что-то было (чем бы оно ни было, «неплохо» – это не самая лучшая похвала), Скотт в своей обычной манере влюбленного щенка говорил, что однажды возьмет её в Париж, где они бы гуляли по Елисейским полям, глядя на огни вокруг. Эллисон была в восторге.
Впрочем, судя по тому, как она ориентировалась на улицах двадцатого округа и дружески болтала с хозяином гостиницы, она бывала здесь раньше. И наверняка не раз.
– Работала здесь в посольстве под глубоким прикрытием, – говорит она в качестве объяснения, так что, конечно же, она тут была.
– Чувствую себя Брэдом Питтом, – ворчит Скотт, кидая свою сумку на пол их крошечного двухместного номера. Она издает хорошо различимый глухой стук, который заставляет Эллисон пристально взглянуть на сумку. – М110.
– Ты о чем?
– Брэд Питт или винтовка?
– Брэд Питт.
– «Мистер и Миссис Смит»?
Эллисон секунду непонимающе смотрит на него, прежде чем начать смеяться, падая на кровать и утирая лицо руками.
– Только не надейся на разрушительный секс.
– Я и не думал об этом.
Он действительно не думал об этом, и так сказать проще, чем упоминать, что трахался с тем, кто был поставлен наблюдать за ним, когда он был пьяным и разбитым.

Они проходят сквозь кладбище в нескольких кварталах от отеля и садятся на газон, с которого открывается вид на Эйфелеву башню, передавая друг другу упаковку Киндера. Время года уже достаточно позднее, так что листья лениво закручиваются в вихри на мостовой.
– Итак, – говорит Эллисон, разламывая пальцами кусочек шоколада. – Ты – агент Щ.И.Т.а.
– Ну, во внутреннем подразделении агентства, но да.
– И как давно?
– Они прибрали меня к рукам, когда мне было 24.
– Немного поздновато для Щ.И.Т.а.
– Я был в морской пехоте, помнишь?
Эллисон смотрит на него краем глаза, как будто снова складывая в голове кусочки мозаики.
– Я считала, что до этого момента ты мне лгал. Это не было прикрытием?
– Нет, я действительно был в морской пехоте. Я записался сразу после школы, так что Щ.И.Т. забрал меня прямо из морпехов.
– Шрам на твоей спине – это Щ.И.Т. или пехота?
– СВУ и врачи Щ.И.Т.а

Эллисон тихо хмыкает и, вздыхая, поворачивается к Скотту.
– Моим заданием было только наблюдение. На самом деле мне было приказано не общаться с тобой за пределами кофейни. Так что когда я говорила, что всё остальное было по моему собственному желанию, это была правда.
(Когда они встретились, Эллисон работала в кофейне. Прикрытие – понимает Скотт).
– Ох, – вот и всё, что он может произнести. – У тебя были проблемы?
– Нет, – Эллисон пожимает плечами. – В любом случае они посчитали это хорошей идеей. И я смогла перестать притворяться, что знаю, как управляться с кофемашиной.
– Ты наверняка можешь говорить на куче языков, стрелять из всего, что попадется тебе под руку, но не можешь справиться с кофемашиной? – улыбается про себя Скотт.
– На четырех. И я могу разобрать М110 быстрее тебя.
– Ну, зато я могу сделать эспрессо.
Эллисон смеется настоящим, искренним смехом, без малейшего намека на злость, и Скотт откидывается назад, опирается на локти и, ухмыляясь, смотрит на неё. Ветер играет с её волосами и напоминает Скотту о том, что превыше всего остального: ему по-настоящему нравилась Эллисон. Да и сейчас, видимо, нравится, с учетом того, как часто она возникает в его мыслях.
Но Эллисон была такой идеальной, каким он никогда не был, так что вместо этого он со Стайлзом. Они подходят друг другу, соединяясь подобно осколкам в странном симбиотическом союзе, основанном на крови и синяках.
И все же в голове Скотта эти двое обычно спутываются и размываются.

---
Они летят в Штаты вместе, так что когда они приземляются в Далласе, Скотт не удивляется, увидев среди встречающих Лидию, принимая во внимание то, что он на неделю ушел в самоволку, творя в Париже вместе с Эллисон всё это тупое туристическое дерьмо.
(В итоге они съездили в эту поездку, хотя и не так, как планировал Скотт).
Однако Лидия явно удивлена, заметив его, пока Эллисон обнимает (а потом и целует) её.
– Ох, – вот всё, что может сказать Скотт, приоткрыв от удивления рот. Глаза у Лидии огромные, как у оленя в свете фар, а Эллисон смущенно смотрит куда-то между ними.
– Так это твой Скотт? Этот Скотт? Скотт – твой бывший?
– Да, а что? – Эллисон немного отодвигается от Лидии. – Вы знакомы?
– Ну, – произносит Скотт, – это такой щекотливый вопрос.
– В чем…ох, – всякое выражение стекает с лица Эллисон, оно становится спокойным и безучастным. – Похоже, меня соблазнило пол Щ.И.Т.а.
На выражение лица Лидии стоит посмотреть, потому что, насколько Скотт в курсе, это первый раз за всю жизнь, когда её обставили. А ведь она была в Щ.И.Т.е со дня основания. Восхитительный момент.
Скотт оставляет их выяснять отношения (а он знает, что они будут это делать) и, прежде чем вылететь в Сан-Франциско, останавливается на два дня в Мэриленде, в единственном доме, который он действительно может назвать своим, с его настоящим именем на документах и нормальным ключом от входной двери.
Он убирает М110 в подвал (удивительно, что только можно протащить в самолет с техникой Щ.И.Т.а) и проверяет, не срабатывала ли сигнализация с тех пор, как он уехал на долгие месяцы. А потом почти подпрыгивает от неожиданности, когда замечает за кухонным столом Стайлза – бледного, в рубашке, испачканной кровью из длинного пореза у ключиц. Нож – автоматически всплывает у Скотта в голове. Вероятнее всего, до кости.
– Нам пора перестать вот так встречаться, – говорит Скотт, и Стайлз выдавливает из себя слабую усмешку.
– У тебя есть аптечка?
– Конечно.
Стайлз садится на высокий стул у стойки, так, что его колени касаются бедер Скотта, когда он становится между его раздвинутых ног. Рана неглубокая, но кость всё-таки задета, и начинается заражение, так что Скотт протягивает антибиотики и тайно дает себе зарок оттащить его к врачу, если через два дня состояние не улучшится.
Если Стайлз всё еще будет здесь через два дня.
– Ты в курсе, что твоя напарница и моя бывшая встречаются? – спрашивает Скотт после того, как Стайлз приходит в себя и они сидят на заднем крыльце, потягивая дешевое пиво. Заходящее солнце окрашивает мир вокруг в оранжевый и красный, а тени удлиняются и густеют.
– Я слышал, что она присмотрела себе кого-то, – Скотт не уверен, что хочет знать, как Стайлз заполучил эту информацию. – Но не представлял, что это была твоя бывшая.
Они молчат еще некоторое время, а потом Стайлз поднимается, отставляет свое пиво и забирается к Скотту на колени, стягивая через голову рубашку.
(Скотт счастлив до глубины души, что его дом защищен полосой деревьев и у него нет любящих подглядывать за другими соседей).

Как обычно, у Стайлза вкус искр и меди, и почему-то это напоминает Скотту их первый раз, когда они все в крови и синяках отчаянно трахались у стены, оставляя на ней красные полосы. Это странное воспоминание, и Скотту кажется, что оно наполовину выдумано им самим. Но он знает, что у него великолепная память и что у Стайлза есть такие же воспоминания, просто с другими ранами и надломами. Как и в Москве (всегда эта Москва), внутри него плескался алкоголь, и это приносило хаос в мир огней, которые наполняли его память как созвездия в туманную ночь.
– Хей, – произносит Скотт, прерываясь на мгновение, потому что это воспоминание вызывает другое; вопрос, который уже долгое время тихо пульсировал у него в голове. – Ты ведь как Лидия, да?
– Да, – хриплым голосом отвечает Стайлз, – как Лидия.
Он проводит языком по своим ярко-красным губам, прежде чем коснуться спины Скотта, танцуя пальцами вдоль позвоночника. От T6 до L2.
– У тебя есть трансплантанты, – бормочет Стайлз, прижавшись к уху Скотта. – Каждый раз, когда ты выгибаешься, они щёлкают, как будто кто-то жмет на курок. Ты был парализован?
– Три дня, если верить Щ.И.Т.у, – выдыхает Скотт, прикрыв глаза. Он может чувствовать пальцы Стайлза, скользящие по его коже так близко к металлу под ней.
– Хорошо, – Стайлз тянется вперед, чтобы поцеловать его. – Хорошо, долой секреты.
Последний кусочек встает на свое место, и Скотт проводит руками по бокам Стайлза, восхищаясь теплотой нетронутой кожи под своими ладонями.

@темы: перевод, фик, Стайлз Стилински, Скотт МакКолл, Лидия Мартин, Эллисон Арджент, ангст, AU, R

---

[ShellyCooper]

внесу-ка свой вклад. тексты стремные; с оформлением дружу слабо.

Название: теорема о двойном соприкосновении;
Автор: ShellyCooper
Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: PG-13
Жанр: херт/комфорт
Размер: 926 слов
Саммари: дождливо и мало обоснуйно.
Предупреждения: отсутствие вычитки мой извечный спутник.



Радиоволны скулят штормовыми предупреждениями; очередные сутки перекраиваются под пристальным взглядом сентябрьского неба.

Стайлз приглушает динамик проигрывателя и выходит из дома в направлении бесцельно-лишь-бы-подальше.
Листья противно скользят под подошвами красных конверсов; от его толстовки несет прелым запахом леса и дыма.
Вчера Стайлз почему-то решил, что посиделки стаи у долбаного кострища – это весело. Только вот не учел формулу расчета, ответ которой его ни сколько не устраивает.

Сначала была Эллисон.
Девушка с солнечной улыбкой первой вбила между лучшими друзьями неловкие отговорки в стиле
'с тобой у нас ведь больше совмещенных уроков, чем с ней'
или 'сегодня особая дата – мы месяц как вместе'
и 'ну ты ведь понимаешь, Стайлз'.
Скотт радостно тявкал на луну – Стайлз разбавлял неожиданно свободное время учебниками по химии и геометрии.

С Эллисон не вышло, Эллисон уехала с семьей в Испанию, или во Францию, Стайлз не был уверен, да и плевать хотел.

Затем появляется Айзек.
Совместные тренировки по лакроссу, совместные обеды в школьном кафетерии, очередные 'я наберу тебе позже, Стайлз'.

Стайлз оставляет подобные сообщения без ответа и запихивает ненужные эмоции в инкубатор долгосрочного хранения; вдруг пригодятся.

Эллисон присылает открытки из пригорода Марселя – Айзек валит в пустоши английского смога вместе с новым ухажером в лице Джексона.

Снова пицца на двоих и летние ночевки в лесу с одинаковыми спальниками. Снова пьяно-правдивые разговоры и невысказанные признания.
Стайлз не хочет признавать себя трусом, но и в одно мгновение проебать больше десяти лет крепкой дружбы ему как-то тоже не улыбается.

Скотт напивается до поблескивающих азартом глаз и смеется до хрипоты над его глупыми шутками; Стайлз чувствует, как деформируются его легкие – на уровне стратосферы дышать всегда слишком трудно.

Когда в городе объявляется Кира, Стайлз ехидно отсчитывает дни до ее отступления.

Но амурная поебень тянется крепнущим канатом через очередную декаду, пока Стайлз исчисляет дни в исчезающих тенях на потолке своей спальни.
Стайлз чувствует, как плавится в августовской жаре, сходит на нет; может это и к лучшему, думает Стайлз, вкладывая карт-бланш в руки гипертрофированного солнца.

Следом совместная прогулка в лесу – закрытие летнего сезона; Эрика весь вечер не слезает с колен Бойда, Лидию обхаживают хитровыебанные близнецы (Стайлз все еще им не доверяет, как недавно прибывшим), и даже угрюмый Дерек притащил с собой миловидную мисс Блейк с кафедры английского в их местном колледже.
А еще Скотт и Кира. Кира и Скотт.

Стайлз в сердцах пинает по грязной резине какого-то мерса (истошная сигнализация срабатывает мгновенно), вспоминая, как весь прошлый вечер обнимался с бутылкой стащенного у отца виски; хотя стоит признать, что Джек был не самым худшим компаньоном в данной ситуации.

Тяжелые капли шумят, разбиваясь о листья кустов восковницы.
Стайлз накидывает на голову капюшон, но шаг не ускоряет.

Впереди маячит свалка утилизированных авто, обнесенная по периметру сеткой рабицей. Стайлз помнит про все места-прорехи – раньше они часто ошивались здесь вместе со Скоттом, выискивая детали для своих самодельных ракет и научных проектов (хотя и довольно быстро осознали, что нового Хомера Хикэма из них определенно не выйдет).

Ткань толстовки неумолимо промокает; Стайлз влезает – почти вваливается, цепляясь джинсами за торчащую проволоку – на территорию кладбища металлолома.
Стайлз выдыхает на замерзшие от усилившегося ливня пальцы и скрывается в ближайшем раздолбанном пикапе; дверца скрипит и с пассажирской стороны стекла не хватает.

Стайлз скрещивает руки на груди и подтягивает колени; от холода клонит в сон.

Домой Стайлз возвращается за полночь, обнаруживая на мобильном два пропущенных от Скотта.

*

Месяц спустя на кухне Стайлза грязная дорожка от уличной слякоти, налипшей к подошве, и промокший насквозь лучший друг. (все еще лучший – все еще просто друг.)

- Мы расстались, - хрипло произносит Скотт.
- Паршиво, - Стайлз пытается искренне сочувствовать, правда, пытается.

Стайлз вырисовывает пальцами иероглифы на деревянной столешнице, пока дождь заливает витражные стекла.

*

Ржавые листья засыпают лобовое стекло джипа, когда Стайлз выруливает со стороны участка – на осенних каникулах он старается как можно меньше времени проводить дома; собственная комната стала напоминать склеп с захоронением нелепых мыслей и проваленных вычислений.
Теорема никогда не будет доказана, пора смириться, Стайлз.

*

Стайлз валится на кровать в комнате Скотта – с пачкой чипсов и двумя дисками на выбор. Ливень снова властвует над городом, срывая очередную тренировку по лакроссу.

- Таксист или Банды Нью-Йорка? - спрашивает Стайлз, откидывая влажные волосы со лба. - Скорсезе я люблю во все времена, но все же классика мне как-то ближе. Что скажешь?
- Мне не принципиально, - Скотт укладывается рядом, почти соприкасаясь плечами; кровать мягко прогибается под его весом.
- Окей, значит Трэвису сегодня везет, - Стайлз тянется за пультом на полу, как телевизор, включенный на музыкальный канал, гаснет, погружая комнату в блеклый отсвет вечерних сумерек; спустя пару месяцев обещанный шторм наконец добирается до Калифорнии. - Или нет... Ну твою ж мать.
- Можешь переночевать сегодня у нас, - предлагает Скотт, вслушиваясь в непрерывный стук капель, эхом застревающий в стенах спальни.
- Боишься грозы, Скотти? - ухмыляется Стайлз, переворачиваясь на спину; отросшая челка снова падает на глаза.
- Боюсь остаться без тебя, - говорит МакКол; говорит так просто и обыденно, и хрен пойми, что он имеет этим в виду.

Стайлз вздыхает и бормочет что-то про формулы, наблюдая за темнеющей полоской света на светлых обоях.

Скотт некоторое время молча изучает его профиль; тянет руку, убирая влажные пряди с лица – задерживает пальцы чуть дольше, невесомо скользнув по щеке.

Стайлз чувствует, как его пульс ускоряется и подло застревает где-то в гландах.
Стайлз цепляет за запястье, не позволяя убрать руку.

Взгляды встречаются, соприкасаются наконец в нужной точке – и, видимо, Скотт находит в темнеющих неверием зрачках верный ответ на так и не прозвучавший вопрос, раз через очередной бит дождевых капель наклоняется для робкого поцелуя.

Стайлз дышит рвано и думает, что никогда еще так сильно не любил грозу.
Скотт облегченно выдыхает в губы и в гаснущем мареве дождливого дня улыбается бывшему_лучшему_другу.

Что и требовалось доказать.




Название: успеть до
Автор: ShellyCooper
Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: PG-13
Жанр: херт/комфорт
Размер: ~500 слов
Саммари: по мотивам 4х07



Стайлз размазывает липкую кровь по лицу, чувствует на губах солоноватый привкус. Стайлз стягивает в узел порывы рвоты и старается не думать о том, как чужая мозговая жидкость сейчас просачивается в его поры; он спотыкается пару раз на ровной поверхности.

Только бы успеть. Только бы успеть.

Четыре минуты назад ему в лоб упирался долбаный глушитель с обратным отсчетом, но почему-то именно в эти секунды гораздо страшнее.
Стайлз давно перестал искать логику в перипетиях происходящего.

Вдох. Выдох.

Стайлз сворачивает на западный коридор; снующие специалисты из ЦКЗ, прозрачные тенты, костюмы химзащиты четвертого уровня опасности – словно заставка из апокалиптичного экшена. Только в пределах Северной Калифорнии, имевшей неосторожность приютить у себя цирковое шоу диковинных тварей и беспощадных дрессировщиков. Охотник и добыча, с периодичной инверсией ролей.
Нескончаемое противостояние. Как бег по кругу.

Стайлз сбегает по лестнице в подвал – скрип резиновой подошвы гулко разносится по пустому пространству, – в сознание врезаются непрошеные кадры со стерильной комнатой и знакомым столом патологоанатома; в глазах клетчатыми пятнами разрастается тьма, Стайлз едва не теряет сознание.

Ломится в бетонную стену с выгравированной меткой. Ладони с сухим хлопком вбиваются в старую покраску.

- Скотт? Скотти! Открой дверь!

Очередной удар в безмолвную преграду эхом бьет под дых; подсыхающая корочка крови стягивает кожу.
Грудная клетка заливается жидким азотом, заставляя сердечную мышцу захлебываться под тяжестью хронического страха.
Стайлз упирается взмокшим лбом в шершавую поверхность.
Вечная борьба с демонами со страниц детских страшилок. С человеческими масками. С демонами внутри себя. Гнилая сердцевина вдоль линии хребта у каждого начала.
Круг не имеет конца.

- Скотт, противоядие рядом с тобой, на полке! Это грибы рейши.

Стайлз царапает каменную стену хранилища, сдирает легкий слой покрытия. Сдирает верхний слой кожи на кончиках пальцев.
Вынужденный сепаратизм временно притупляет импульсы боли. Нервные окончания отказываются воспринимать новую дозу пыток.

- Ты меня слышишь? Скотт...

Безупречная тишина в прописном листе ответов и что-то внутри рвется на куски от безысходности.
Стайлз не может потерять Скотта. Только не его.
Лучший друг, с которым давно пройдены все границы и потеряны все слова с отступными.

Выдох.

Стайлз сползает по стене; почти падает на пыльный пол школьного подвала.

- Скотт?..

Секунды тянутся паучьими нитями, окутывают удушливым коконом. С каждой минутой гаснут последние угли надежды.
Под ребрами начинают вращаться лопасти подступающего ужаса с мыслью а-что-если-не-успел; лопасти раздрабливают костную ткань.

Стайлз чувствует движение за спиной – каменная дверь медленно отъезжает в сторону. Преграда рушится, оставляя лишь с неверием вглядываться в замкнутое пространство.

У проржавевшего стеллажа с неизвестными травами в стеклянных банках Малия перебирает волосы своей девушки; Кира лежит у нее на коленях.
Путешествие во мрак закончилось вместе с первым вдохом целебных частиц древесного гриба, именуемого растением Бога.

Стайлз отмечает все это боковым зрением, фокусируясь лишь на главном.

- Стайлз.

Вдох. Во всю глубину разорванных легких.

Голос оборотня звучит хрипло, но глаза отсвечивают облегчением и немного отливают гранатовой радужкой.

Стайлз подползает ближе – невыносимая слабость одолевает все тело – утыкается носом в родное плечо; сжимает в кулаке чужую куртку все еще дрожащими пальцами.
Скотт не слишком крепко обнимает в ответ; всегда боится доломать своего человека.

- Все в порядке, Стайлз. Все в порядке.

Сегодня в порядке, думает Стайлз. Сегодня я успел.




Название: Together (Wherever We Go)
Автор: ShellyCooper
Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: R
Жанр: зомби ау
Размер: ~1 500 слов
Предупреждения: обсценная лексика, легкий ООС.

Лампы потрескивают остатками энергии, вытягивая последние силы из подыхающего генератора на станции Кингсбридж-роуд. Линия D – впрочем, как и все остальные ветвистые линии метрополитена – заглохла еще шестьдесят четыре дня назад.
Все лгут, что давно потеряли счет времени, но при этом каждый мысленно выскабливает в памяти очередной прожитый день. Дрессируют собственную гордость. Ведь беспомощная мошкара отсеялась еще в первую неделю эпидемии. Хлоп, и минус сорок процентов населения.
Пандемия – как новый виток эволюции в естественном отборе.

Одна из ламп над головой с тихим щелчком гаснет. И это не было бы проблемой, если б остальные искусственные осветители в этой части станции не вымерли еще в прошлом веке.

- Серьезно, блять? Неужели так сложно было ради меня продержаться еще гребаных десять минут? - Стайлз всегда терпеть не мог Бруклин.

Стайлз уверен, что если бы издавали справочники по выживанию в условиях расцвета буйного психоза – нахождение в темном пятаке покинутого метро стояло бы там на последнем месте. Дважды перечеркнутое.

- Нахуй, - говорит Стайлз – плохая привычка разговаривать с собой вслух, как защитная реакция на излишнюю тишину в эфире, - если я и подохну сегодня, то уж лучше в движении. Больше драйва, детка.

Стайлз плотнее сжимает пальцы на своей шипастой бите и подходит к краю платформы. Кто бы мог подумать, что в один прекрасный день его похождения в GTA обрастут красками реальности.
Вдали зияющей полости тоннеля мерцают рыжие отсветы редких лампочек.
Недолго думая, Стайлз спрыгивает на рельсы.

Скотт не мог уйти далеко.

В нос забивается запах машинного масла и дохлых крыс. Во всяком случае, Стайлз предпочитает думать, что это именно крысы.

Все началось с полицейской волны, влившей в радиочастоты сообщения о массовых беспорядках в городе.
В июньскую жару за мировыми новостями по кабельному следили разве что заплывшие жиром домохозяйки в промежутках между сериями любимых телешоу и бессменные сантехники, слишком ленивые чтобы реагировать даже на новые вызовы.
Стайлз же летними вечерами, скорее по привычке, штудировал знакомые волны местных копов.

В то время вспышки неизвестной болезни где-то в Южной Корее казались делом изрядно далеким.

Плохо различимый мусор противно поскрипывает под ногами. Нагретый металл рукоятки скользит в потеющей ладони.
Стайлз бы сейчас не отказался от отцовской Беретты или хотя бы от набора самовыдвигающихся когтей в придачу к суперзрению, но в данный отрезок его существования – бита, утащенная из окоченевших рук какого-то панка на автобусной остановке, лучшее, что есть в его арсенале.
На самом деле Стайлз даже гордится своей битой, несмотря на тот факт, что она еще ни разу не исполнила свое явное предназначение.

Скотт самоотверженно отправился разведать обстановку, чтобы они могли найти выход наружу – после того, как оказались отрезанными от главного входа кучкой особенно кровожадных живых мертвецов.
Не все зомби представляют сильную угрозу, только недавно обращенные, чья плоть еще не дошла до нужной кондиции разложения, отчего они не упускают возможности использовать свои полуживые мышцы на полную мощность. В последние недели Стайлз стал просто экспертом по бегу с препятствиями.

Стайлз спотыкается пару раз, цепляясь за ржавые рельсы. Пятый день весьма ограниченного рациона плохо сказывается на ослабевающем организме.
Стайлз крепче стискивает лямку своего потрепанного рюкзака и усиленно прислушивается к любому шороху. Желание прокричать имя Скотта становится слишком велико.

Они не были экстремалами, не шли против системы и не скрывались от правительства. Они просто были идиотами. Идиотами, которые решили потрахаться в самый неподходящий момент своей жизни.

В Калифорнии вирус скосил без малого девяносто семь процентов всей популяции.
Фраза Птичий грипп звучит довольно безобидно, пока люди в респираторах не забирают среди ночи твоего отца, вешая на него бирку со штаммом H5N1, и не увозят в специальный лагерь для зараженных.
Бдительные соседи. Школьные друзья. Даже старушка с Робинсон-сквер, которая продавала лучшие пончики в городе – все готовы были донести на любого, у кого были замечены признаки инфицирования.
Перечень которых осуждающе глядел со всех билбордов города. Или с экранов телевизоров. Или красовался в брошюрках, заботливо рассылаемых по домам каждый вторник.
Люди боялись даже чихнуть лишний раз.

Несмотря на все меры предосторожности, через две недели с начала распространения вирус стригущим лишаем выбрил больше половины населения планеты.

Стайлз в деталях знает, как это происходит. Утром в четверг Лидия Мартин, пошатнувшись на своих высоких шпильках, упала прямо в его объятия на полупустой стоянке перед супермаркетом.
Школьная принцесса захлебнулась собственной кровью, запачкав его любимую рубашку.
А через восемь часов она возвратилась из забвения в лучших традициях диснеевских падчериц с семью карликами и разорвала горло своему принцу. И хотя Стайлз не оплакивал смерть Уиттмора от слова совсем, в тот момент стало совершенно ясно, что паника прокралась и в Бикон-Хиллз.

За Джоном Стилински пришли месяц спустя после официального объявлении об эпидемии.
Оставшись на собственном попечении, Стайлз не был уверен, что боженька одарил его иммунитетом, но и проверять не спешил – большую часть времени он предпочитал отсиживаться дома, с заколоченными окнами и с табельным оружием отца под подушкой.

Скотт проводил с ним почти каждую ночь, разрываясь между Стайлзом и защитой Мелиссы. Младший Стилински отказывался благоразумно переехать к ним, приговаривая, что его дом – его крепость. Хотя на самом деле он просто наивно не желал признавать тот факт, что человечество на этот раз претерпело нехуевое поражение, и что о возврате к собственным домам с резным белым заборчиком можно навсегда позабыть.

Стайлз продвигается медленно, периодически оглядываясь на пройденный путь и в очередной раз проклиная свой карманный фонарик за сдохшие батарейки.
Впереди маячат очертания одиночного вагона с выбитыми стеклами.

Количество жителей редело в буквальном смысле по часам. Трупы сжигали в крематориях. В самодельных кострах. В их собственных домах.
Правительство объявило, что выжившие будут доставлены в специальные блоки под охраной. Мелиссу в принудительном порядке увезли с другими медиками.
Через сутки, для всех уцелевших в Бикон-Хиллз хватило всего одного автобуса.
Стайлз бы ни за что не отказался бросить свой верный джип, если бы какая-то сука не выдрала у него аккумулятор со всеми потрохами, прихватив с собой еще и трамблер.

На границе въезда в Нью-Йорк, заваленной пропаленными шинами, автобус по просьбам особо нуждающихся сделал остановку у брошенного супермаркета – все окна заклеены агитационными плакатами с призывом в отряд добровольцев.
Пока выжившие пополняли свои запасы чипсов и именными банками кока-колы, Стайлз и Скотт в окружении грязного кафеля и толчков упражнялись в собственно-выверенной стратегии по успокоению нервов, включающей в себя наспех стянутые джинсы и натуральную смазку.

Только вот через десять минут на месте сине-белого автобуса расположилась компания попахивающих мертвечиной ньюйоркцев.
По всей видимости, сравнив неравные силы, калифорнийцы решили смотать удочки, бросив всех запоздавших на самопопечение.
А ведь Стайлз не зря предупреждал, что отсутствие специально обученной охраны в их дышащем на ладан транспорте, еще вылезет им боком.

Скотт потом еще долго отплевывался от привкуса дохлятины на языке.
Стайлз дня два отказывался его после этого целовать.

Частично покореженный вагон тянет к себе словно магнитом. У Стайлза всегда зашкаливал индекс любопытства.
Дробленые стекла россыпью на пыльном полу, выдранные сидения, подранная обивка – словно после пати оборотней в особо яркое полнолуние.

Карту города они нашли в ближайшем раздолбанном киоске – единственное, что им известно о спасительной зоне, что она находится где-то в западной части города.
Передвигаться приходится медленно, постоянно ища пути обхождения скоплений очередных представителей зомби-муви.

Поговаривают, что лагерь для зараженных всего лишь правительственная чушь – ровно как и лекарства временно сдерживающие патоген – и всех инфицированных просто свозят в общую яму для истребления.
Стайлз часто возвращается мыслями к отцу, заставляя себя не терять упархивающую в створки здравомыслия надежду.

Из глубины тоннеля доносится приглушенное шуршание. Стайлз поднимает биту повыше, крепко сжимая обеими руками.

- Стайлз, какого хрена, я же просил дожидаться меня на станции.

Тусклый свет фонаря выхватывает из темноты лицо Скотта. Стайлз облегченно выдыхает.

- Знаешь, Скотти, я думаю нам нужно всерьез обсудить твою политику в адрес моей так называемой безопасности, потому что она нифига не работает.

- Мы все еще живы, - усмехается Скотт, сокращая между ними расстояние. - И нам повезло – выход на Бедфорд-парк свободен.

- Окей, но...

Стайлз не успевает договорить, не зная, что срабатывает быстрее – инстинкт быстрого реагирования на внезапное движение со стороны дверного проема вагона или предупреждающий крик Скотта.

Клокочущий рокот сменяется вспыхнувшим рычанием. Скотт отталкивает Стайлза в сторону, когтями рассекая дряблое горло, прошитое трупными пятнами. Жирный зомби довольно медлителен и неповоротлив, видимо, еще из партии самого первого выпуска. Коллекционная модель.

Со стороны покинутой Стайлзом станции доносится новый приступ возрастающего глухого треска. Что-то к ним приближается. И очень быстро.
Еще одна серия лампочек гаснет в отдалении. Длинный тоннель препарирует расширенные зрачки густым мраком.

Утробный рык с хрипящими нотками всего в нескольких шагах – Стайлз размахивается и со всей дури мажет по выскочившему на просвет силуэту.
Стайлз вскидывает биту и бьет снова. И снова. Шипы с чавкающим звуком пронзают черепную коробку подгнивающего трупа.

Скотт выдирает трахею жирному зомби и оборачивается на зашкаливающий ритм сердцебиения. Стайлз дышит урывками; с шипастых кончиков капает просроченный ликвор.

- Стайлз? Стайлз, ты в порядке?

Стайлз кивает с легкой заминкой. Скотт смыкает теплые пальцы на его запястье.

- Не делай так больше, - тембр мягкий, но с легким нажимом.

Скотт вытирает о куртку перепачканную в крови руку и тянет Стайлза за собой, уводя подальше от сцены расправы.

- Сегодня я спас наши задницы, МакКол, - Стайлз переводит дыхание, пришпиливает к лицу довольную улыбку.

Скотт с тихим рыком толкает его к бетонной стене. Стайлз выпускает биту из рук.

- Все равно. Я не хочу, чтобы ты в этом участвовал, - Скотт трется носом о чужую щеку, опускается к шее. Втягивает запах пота и подскочившего адреналина.
- Это конечно все ахуеть, как трогательно, что ты беспокоишься о моем душевном равновесии, но я ничего не могу обещать, - Стайлз сдавленно охает, когда бедро Скотта вжимается в его пах.

Поцелуй выходит жарким и по определению довольно безумным, на фоне прилагающихся декораций.

Стайлз цепляется пальцами за края джинсовой куртки и смотрит в алые радужки.

- Больше не смей бросать меня на пустых станциях долбаного Бруклина.
- Ничего не могу обещать.

Скотт смеется, за что получает тычок под ребра. Стайлз недовольно прищуривается и тянется за новым поцелуем.




Название: Behind The Colors
Автор: ShellyCooper
Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: PG-13
Жанр: недоангст
Размер: 729 слов
Саммари: написано по арту fc00.deviantart.net/fs71/f/2012/302/f/d/stilesa...

Стайлз возвращается в субботу.
В один из таких вечеров, когда лето уже не набивает легкие сборником свежих трав, словно шаман трубку мира, а осень еще не успела подкинуть иссушенных дров в камин подступающей прохлады.

Стайлз возвращается в седьмом часу.
В такое время, когда солнце еще не свалилось в бездну за горизонтом, но небосвод уже скрадывает тьма.

Стайлз возвращается на знакомую улицу, останавливается у почтового ящика с давно выцветшей красно-рыжей краской, на которой еще узнаются отпечатанные где-то на подкорке воспоминаний цифры.
Стайлз возвращается в то место, которое когда-то называл домом.

Миссис Битчем – седовласая соседка из очаровательного коттеджа напротив – украдкой одергивает занавеску и семенит к телефонном аппарату; Элеонора Битчем всегда любила первой оповещать многочисленных знакомых о любых новостях в городе.
Миссис Битчем уверена, что появление в Бикон-Хиллз сына шерифа, пропавшего после весьма странной и не менее трагичной заварушки в участке три года назад, станет просто сенсацией.

Стайлз возвращается.

*

Первой узнает Лидия.
Когда по цепочке городских слухов новость влетает в раскрытое на втором этаже окно Скотта – Скотт не придумывает ничего лучше, как сломать хрупкую рамку, подаренную на девятнадцатилетие заботливой Мелиссой, с фотографией, окрашенной в цвета школьной команды по лакроссу.
Закатное солнце окунает раздробленные осколки в янтарное сияние.

*

Базилик, вереск, перечная мята и сандаловое дерево – для защиты.
Герань, лаванда и тмин для повышения силы; своеобразная доза мужества.

Стайлз знает, что белладонну можно заменить табаком, мускатный орех корицей, а мяту шалфеем.

Стайлз учился смешивать травы у старейших друидов, что встречались у него на пути – друиды используют ингредиенты только растительного происхождения, – но сейчас его целью чаще всего является наспех собранный пакетик, содержимое которого обещает ему миры похлеще образов Миядзаки.

Стайлз знает, что с каждым разом дозу приходится повышать, но предпочитает довести привыкание до критической точки.

Стайлз не заходит в дом. Сидит на ступеньках у заднего крыльца, затягиваясь плотно скрученным косяком.

Стайлз слышит отдаленный вой со стороны возвышающихся сосен. Частная территория, вещал когда-то Хейл – Стайлз слабо усмехается, вспоминая события прошлого; будто кинолента с оттиском чужой жизни.

*

Запах сосновой смолы и сырости, вписанной обязательным пунктом в распорядок сентября.
Ветер подхватывает недавно опавшую листву и вдувает сквозняки в рукава курток.

Скотт прячет руки в карманах джинс:
- Почему ты вернулся? Почему сейчас?

Стайлз поднимает глаза; взгляды встречаются – взгляды бывших друзей, любовников, врагов.
Дорог пройдено слишком много, но едва ли хоть один из них уверен, какой именно путь был верным.

Стайлз говорит:
- Я решил, что сейчас самое время.

- Ты изменился.

Скотт не спрашивает, лишь подмечает очевидный факт. Чувствует тем чутьем, что досталось ему в качестве дара или проклятия – итог всегда зависит от масти козыря.

Стайлз медленно моргает – радужка наливается ярко-красным отблеском.

- Как?

Скотт усаживается рядом, на остатки когда-то могущественного Неметона, пока они не спалили его корневище до пепла; только вот слишком поздно они разыграли нужную карту.
Шерифа и Эллисон уже было не спасти. Возможно, и Стайлза тоже.

- Как ты можешь догадаться, Скотти – не всем выпадает стать альфой только за счет собственного благородства, - тянет губы в ухмылке, но в глазах ни намека на тень улыбки.

Кроны деревьев клонятся и хрипят треском стволов в такт возрастающему порыву ветра.

Стайлз говорит:
- Я хотел сбежать отсюда. Сбежать как можно дальше. Забыть, вырвать из кровеносной системы к херам каждый глоток кислорода, что я сделал в этом гребанном городе.
- Удалось?
- Вряд ли это было возможно. Знаешь, Скотти, страх он как обезумевшая псина – будет кусаться, пока не пристрелишь. Так вот мне пришлось спустить целую обойму в эту суку.

Скотт набирает горсть земли в ладонь, перебирает в пальцах влажную от вечерней росы пыль.

- Здесь давно ничего не происходит. Никаких ритуальных жертвоприношений, чокнутых Хейлов или мстительных Арджентов. Ничего.

Скотт не сдается:
- Почему ты здесь, Стайлз? Тебе нужна стая?

- Я думал, она у меня уже давно есть, - впервые за вечер улыбка выходит с нарастающим эквивалентом искренности.

- У стаи может быть только один лидер и альфа, - поддевает Скотт.
- Брось, МакКол, ты никогда не был сверху, - ухмыляется Стайлз; чувствует на уровне грудной клетки давно позабытую легкость.

Скотт быстро вскидывается и отмеренным движением валит Стайлза на спину, упираясь руками ему в плечи; прижимает к пепельной земле.
Стайлз знает, что его легкость из того разряда, когда тебя вспарывают от подбородка до низа живота, вытаскивая кишки из брюха.

- Что если ты снова уйдешь?

Лицо Скотта совсем близко, считанные дюймы, но разделенные милями времени.

- Мне больше некуда бежать. Рядом с тобой – я дома, Скотт.

Это как шаг в пустоту.
Только с уверенностью, что удержат.




Название: Reality Bites
Автор: ShellyCooper
Пейринг: Скотт(/)Стайлз
Рейтинг: PG-13
Жанр: недоангст дубль два
Размер: 675 слов
Саммари: '- Это так банально, - говорит Кейт. - Очередной эмиссар, влюбленный в своего альфу.'
Предупреждения наличие обсценной лексик, но отсутствие всякой вычитки.

- Ебаный Денвер, - говорит Стайлз.

Щурится от солнечного оскала в пыльном городе; хлопает дверцей джипа.
У Стайлза в привычке жаловаться на каждый город, в котором они останавливаются; Скотт слишком хорошо знаком с привычками лучшего друга, чтобы реагировать на них значительнее кивка головы.

Очередной захудалый отель; провонявший дымом и прокисшим пивом бар на нижнем этаже здания.
Очередные слухи о том, что здесь видели Кейт Арджент, устилающую свой путь телами разнокалиберных жертв ее продырявленной самовыдержки.

- Может в этот раз нам повезет больше, - говорит Скотт; по мнению Стайлза, их альфа слишком много пиздит об эфемерной надежде.

С заднего сидения выбираются Кира и Лиам; среди них уже не осталось школьников, но каждый раз подобная затея все еще проливается в глубину зрачков картонным миражом постановочных пьес в честь Дня Всех Святых.

Скотт с фальшивой необходимостью помогает вовсе-не-обделенной-силой лисице поднять сумку со снаряжением; Скотт беспечно улыбается и шепчет ей что-то наверняка ободряющее; словно стая выбралась на гребаный пикник, а не на сафари с психопаткой.
Стайлз не отворачивается и не моргает, даже когда центр ярчайшего светила смещается на этих двух и прожигает ему сетчатку.

Скотт заходит в засаленное нетрезвым дыханием и пошлыми шутками третьего сорта помещение.

Кажется, в этот раз им действительно повезло.

*

Стайлз ощущает во рту привкус меди, не сразу смекая, что это его собственная кровь; перед глазами пляшут разноцветные всполохи, мешая сфокусировать взгляд.

- А я уже боялась, что ты не очнешься, - до омерзения знакомый голос раздается над головой.
- Ты обо мне беспокоилась? Прости, не могу отвесить реверанс в благодарность, - Стайлз чувствует под щекой холодный настил бетона; ослабшие пальцы от крепко стянутых бечевкой запястий неторопливо проходятся по доступной поверхности – под ногти забивается серый песок.
- О, ну разумеется, я не могла лишить себя удовольствия снова заглянуть в эти большие оленьи глаза, - насмехается Кейт.
- Знаешь, если ты собираешься меня освежевать ради утоления ненасытной жажды своей внутреннего Джека Потрошителя, то лучше приступай сразу к делу – я сегодня не настроен на разговоры.

Щелкает выключатель и вслед за жужжанием темноту пожирает желтоватый отсвет яркой лампочки; Стайлз окидывает взглядом небольшой подвал с оголенными стенами и, кажется, совсем не удивляется схожим наклонностям семейства Арджентов.

- Расслабься, Бэмби, - почти дружелюбно произносит Кейт. - Как только МакКол достанет для меня одну важную вещицу – ты свободен.

Кейт склоняется ближе; Стайлз подавляет желание плюнуть в эту осточертевшую ухмылку.

- Боишься мести Скотта в качестве неминуемых последствий? - Стайлз будет язвить даже с дулом пистолета на языке; коротко ведет плечами, безуспешно пытаясь перекинуться в сидячее положение. - Он все равно о тебе не забудет, так что ты зря стараешься.

Кейт рывком поднимает его, прислоняя спиной к опорной балке, сжимает пальцы на предплечьях – вспарывает через тонкую рубашку кожу отросшими когтями.

- Это так банально, - говорит Кейт; усмешка-оскал становится шире. - Очередной эмиссар, влюбленный в своего альфу. История стара, как мир. И поверь мне, он знает, они всегда это знают. Мне даже немного жаль тебя.
- Не льсти себе, социопаты не способны на жалость, - только голос слегка подводит.

Стайлз думает, что физические пытки прекрасная альтернатива подобным разговорам.

*

Месяц спустя мысли-пираньи все еще рвут на куски заплутавшие воспоминания. Слова Кейт пробили изрядную брешь в аутогенной системе защиты; нафаршировали ядом сомнений.

Стайлз не знает, какой именно момент был переломным до осязаемой дрожи в суставах – первый поцелуй в качестве дружеского эксперимента? теплая ладонь на плече в недели обитания в больнице? или встречный взгляд, понимающий всегда больше, чем можно просить?
Просто однажды маятник застыл на той стороне, где усталость уже не дает выкраивать оправдания самому себе.

Фантомная боль прогрызает озоновые дыры в оболочке припрятанных на задворках памяти давних событий.

- Стайлз, ты нам нужен, - говорит Скотт по телефону из очередного изъеденного молью проблем штата. - Ты нужен мне.

И Стайлз сдается. Вот так просто сдается в удушающие объятия своей персональной кессонной болезни; Стайлз получает мрачное удовольствие от ощущения лопающихся кровеносных сосудов при взгляде на чужое счастье.

Стайлз не знает, какой именно момент был переломным.
Просто однажды, человек, который всегда рядом, оказывается единственным человеком, с которым ты можешь себя представить.

*

- Долбаный Вермонт, - говорит Стайлз; щурится от слишком огромной дыры под легкими.

@темы: фик, Стайлз Стилински, Скотт МакКолл, ангст, AU, R, PG-13, романс

---

"Раз, два, три — сердце, замри", миди, NC, драма

[Twenty One Grams]

Название: Раз, два, три — сердце, замри
Фандом: Teen Wolf
Автор:  Twenty One Grams
Бета:  ~Gevion~
Размер: миди, 9106 слов
Пейринг/Персонажи: Скотт Маккол/Стайлз Стилински, фоном Джордан Пэрриш/Лидия Мартин; упоминается past!Питер Хейл/Айзек Лейхи, Дерек Хейл, Крис Арджент, шериф Стилински, Мелисса Маккол, Эллисон Арджент
Категория: слэш, фоном гет
Жанр: AU, кроссовер, драма с вкраплениями дарка и романса
Рейтинг: NC-17
Краткое содержание: У Скотта есть уверенность в том, что укус ходячего не может повредить оборотню.
Предупреждения: смерти персонажей, описания физической жестокости, трупы и расчленёнка трупов, сумасшествие второстепенного персонажа, нецензурная лексика
Примечания: кроссовер со вселенной The Walking Dead; очень неясный таймлайн и довольно рандомный набор персонажей; написано на ФБ-2014

Oh my god
Please help me, waist deep in the river, can you hear my plea?
He says, son, you come like a beggar in the streets
You might make it, boy, but by the skin of your teeth
© The Silent Comedy — Bartholomew

— Просто убей меня, Скотт. Просто убей.

У Эллисон лицо ещё бледнее, чем обычно. Губы синеватые, сухие, а волосы — спутанные, разметавшиеся по плечам, и кое-где в них видна засохшая кровь. Скотт смотрит на её разорванную спереди рубашку, на почти выдранную из тела кровоточащую плоть, на недвижимого ходячего с торчащей промеж глаз стрелой, валяющегося у её ног — зубы того перепачканы в крови, свежей и красной. Эллисон держится за бок ладонью, закрывая рану, и между её пальцами сочится та же кровь, что осталась на пасти ходячего. Горячая, терпкая, её — её кровь, её жизнь.

Скотт сглатывает и мотает головой.

— Нет, — он едва узнаёт свой голос. — Нет, Эллисон. Я не смогу, я никогда не смогу, я...

— Прекрати! — Она смотрит на него зло. — Ты не понимаешь, что другого выхода нет? Я не позволю себе превратиться в одного из этих неживых ублюдков. Скотт, ты должен меня убить. Или я сделаю это сама.

— Эллисон, — он не может, он просто не в состоянии сказать что-то более осмысленное, он подходит к ней близко-близко и прижимает к себе, не обращая внимания на то, что её кровь пачкает ему одежду.

Скотту так больно, что он готов выдрать собственное сердце, а потом пропихнуть его в грудь Эллисон, чтобы всё прошло, а её раны заросли, затянулись, пропали.

Чтобы она осталась здесь. Чтобы она выжила.

— Ты уже ничего не изменишь, — шепчет она, уткнувшись носом ему в шею, и по вырывающимся из горла хрипам Скотт понимает, что кровь начала подниматься к её глотке. — Я в могиле уже не одной ногой, а обеими. И головой тоже.

— Я укушу тебя, я...

— Нет. Не надо. Не надо, Скотт.

Скотт зажмуривает глаза, считает до десяти и сжимает дрожащими пальцами протянутую стрелу с серебряным наконечником.

***

Его сердце стучит слишком громко. Настолько громко, что слышно, наверное, даже на другом конце города, что уж говорить о соседней комнате или коридоре. Коридоре, переполненном отвратительными, неестественными существами со зловонным дыханием и выпадающими волосами.

Раз, два, три, раз-раз-раз — отсчитывает Скотт неровное биение, стараясь успокоиться. Контролю тела он учился так долго, что ему попросту стыдно от того, что он не в состоянии себя усмирить, что не может приостановить бешеную пульсацию крови в висках, выровнять хриплое нервное дыхание.

Сейчас всё ещё слишком новое, слишком страшное, слишком непредсказуемое. Не такое, с каким они раньше сталкивались. Они до сих пор до конца не понимают, как справляться. Если бы этих тварей не оказалось так много, если бы они какого-то чёрта не полезли из соседних зданий, то всё было бы хорошо, и план передвижения по магазину сработал бы, и где вообще носит Стайлза с Айзеком?

Скотт прислоняется лбом к двери и, дыша через открытый рот, прислушивается к тому, что происходит снаружи. У него выпущены когти и клыки — они ему понадобятся, если хотя бы один ходячий прорвётся через хлипкую преграду.

Раз, два, три — бьётся сердце.

Раз-раз, два-два, три-три, раз — отстукивают снаружи чьи-то подошвы. Кто-то бежит, быстро, спотыкаясь на ходу, и Скотт не думает дважды, Скотт практически выпинывает дверь и бросается к источнику звука, на ходу отпихивая от себя в сторону пытающийся кинуться на него хрипящий труп одетой в голубое девочки.

Он заворачивает за угол, скользя подошвами кед по перемазанному чужой и всё ещё не подсохшей кровью полу, и не падает лишь потому, что в последний момент успевает ухватиться рукой за стоящий у стены стеллаж. Когти мажут по полке, упаковки овсянки быстрого приготовления шумно падают на пол, и откуда-то с боку сразу же доносится утробное рычание ходячих, бродивших, скорее всего, по одному из соседних рядов. Твари бездумно идут на звук.

Скотт выворачивает на нужный ему ряд в тот же самый момент, когда Стайлз спотыкается о стоящую посередине прохода тележку и падает на пол лицом вниз. Ковыляющий за ним ходячий — драный костюм-тройка с расстёгнутым пиджаком и подтёками чёрной жижи на бывшей когда-то белой рубашке, разорванная щека, через которую видны ряды кривоватых зубов, вываливающееся глазное яблоко — протягивает вперёд руки и, движимый тупым голодом, ускоряет шаги.

У Скотта в груди поднимается такая бешеная злость, что глаза отблёскивают красным, и он рычит, показывая зубы, хоть от этого и никакого проку.

— Стайлз! — кидается к всё никак не поднимающемуся с пола Стайлзу — нога того застревает под одним из стеллажей, и он отчаянно пытается её высвободить — в тот момент, когда гнилые зубы ходячего оказываются слишком близко от его лица.

Плечо пронзает резкая боль, и он отдирает от себя вцепившегося в него монстра за волосы, со всей силой, какая есть, и откидывает в сторону — так сильно, что тот впечатывается головой в стену, и череп его раскрывается с мокрым треском. Такой звук бывает, когда роняешь на пол перезревший арбуз — корочка трескается, и вокруг брызжет сладко пахнущий липкий сок. Остающиеся на стене подтёки головного мозга, рыхлые и скользкие, до ужаса похожи на мякоть фрукта. И Скотт к подобному, к сожалению, уже привык.

— Ты в порядке? — он тянет Стайлза на себя, высвобождая его ногу из-под проклятого стеллажа.

— Да, — тяжело дышит тот, утирая тыльной стороной ладони пот со лба и садясь. — Чувак, если бы ты не нашел меня, то Стайлзу бы настал грустный и нелепый пиздец. Я, значит, пошёл в отдел со всякими порошками, хотел разведать, что там осталось, а тут этот урод на меня выскочил, я ему зарядил кондиционером для белья в рожу, а ему вообще паралле… Скотт, твоё плечо!

Скотт поворачивает голову и наконец смотрит на место, в которое его укусили: ткань рубашки разодрана, а в коже, нет, в самой плоти даже — глубокие следы от зубов. Кровь не течет — только чуть сочится, и он пожимает плечами.

У Скотта есть уверенность в том, что укус ходячего не может повредить оборотню.
У него — регенерация, и ему ничего не будет, потому что укус затянется через какие-нибудь несколько часов, и взволнованное бормотание живого, спасённого Стайлза куда важнее, чем пара минут боли. Он боялся не успеть так, как не успел несколько месяцев назад. Воспоминание о том, как стрела в его руке прошила насквозь голову плотно сжимающей губы Эллисон, ещё слишком живо в его сознании, и он никогда, никогда не позволит ничему подобному произойти снова.

— Заживёт, — говорит он, поднимаясь с пола и утягивая Стайлза за собой. — Нам нужно найти Айзека.

Стайлз кивает и, бросив на него подозрительный взгляд, продолжает увлекательную историю о неудавшейся разведке в хозяйственном отделе, стараясь говорить как можно тише, но при этом, конечно, размахивая руками. Скотт улыбается уголками губ, морщится от почему-то всё ещё не проходящего жжения в плече и невольно дотрагивается до него ладонью.

На пальцах остаётся кровь.

***

Скотт никогда не думал, что будет жить в тайном хранилище потомственных оборотней, расположенном под школой — бывшей, поправляет он себя, почти полностью разрушенное и наполненное живыми мертвецами здание очень сложно всерьёз назвать школой, — но происходит именно это. После того, как всё скатывается в полнейшее и абсолютно беспросветное дерьмо, после того, как целая толпа мертвецов продирается в его дом, после того, как Стайлз с отцом еле успевают сбежать из своего, когда ходячие заполняют его из-за неосторожно оставленного не закрытым окна, Дерек открывает им семейный секрет. Глаза у них лезут на лоб, когда они узнают, что всё это время прямо у них под ногами находились миллионы семейства Хейлов, и удивление только усиливается, когда они спускаются вниз по бетонным ступеням (Дерек ведёт, Скотт следует за ним, отставая на пару шагов. Стайлз держится рядом — настолько близко, что можно почувствовать его дыхание на шее. Айзек идёт бок о бок с перекинувшим через плечо винтовку Крисом. Лидия, цепляющаяся за рукав Пэрриша, замыкает процессию).

Дерек ничего толком не говорит и действий своих не объясняет. Лишь бросает что-то о том, что понятия не имеет, куда пропал Питер, что тот, судя по всему, уехал из города ещё до того, как всё началось. При этих его словах Скотт видит уголком глаза, как напрягается и закусывает губу Айзек. Улавливает запах странного волнения, замечает тяжёлый взгляд Криса, но ничего не говорит. Понимает, что не его это дело, что не стоит лезть, что ставший с Крисом не разлей вода Айзек в надёжных руках, и потому успокаивается.

Они разгребают хранилище все вместе, освобождая место для импровизированных кроватей, разбирают полки, шкафы, сундуки, и Скотту тогда на какой-то момент кажется, что они вернулись в нормальную жизнь (насколько их прежнюю жизнь можно назвать нормальной). Стайлз кидает в него связкой вонючих трав, раскопанной им на одной из старых пыльных полок, они смеются, улыбаются и пихают друг друга локтями, и это слишком хорошо для того мира, в котором они теперь вынуждены существовать.

У них всё получается. Хранилище становится пригодным для жилья, и во всём городе не найдёшь более защищённого места. Скотт хотел бы притащить сюда весь Бикон-Хиллз, но Дерек качает головой и рычит, обнажая зубы и сверкая голубыми глазами. Скотт тоже рычит в ответ, показывая красные радужки, и пытается убедить в своей правоте, но Дереку теперь плевать на силу альфы. Он говорит, что не собирается открывать здесь приют и помогать всем и каждому. Скотт злится, но в итоге всё же уступает.

Конец света и застоявшийся в ноздрях запах разложения, преследующий их уже столько месяцев, даже его заставляют смотреть на вещи под несколько иным углом.

***

— Там всё совсем плохо, мы еле выбрались, — говорит Стайлз, стоящий перед устроившейся прямо на полу хранилища стаей. Они ужинают незаваренной лапшой быстрого приготовления, и Стайлз, всегда ответственный за добычу продуктов, рассказывает, что произошло в супермаркете. И не только в нём, на улице тоже.

— Их становится всё больше, — вздыхает он, закидывая себе в рот отломленный кусок лапши и задумчиво пережёвывая. — Совсем обалдели, шастают, где вздумается.

— Они не думают, — язвительно кидает Айзек.

— Вот прям как ты, кудряшка, — огрызается в ответ Стайлз.

Скотт невольно фыркает себе под нос. Когда-то вечные перебранки этих двоих раздражали, но теперь он уже не обращает на них внимания, как и все остальные — бесполезно ведь.

Они продолжают ссориться, но Скотт не слушает — смотрит на Стайлза, на то, как тот вдохновлённо размахивает руками, пытаясь, очевидно, что-то доказать, как ерошит волосы, как роняет упаковку лапши на пол и сочно, со вкусом матерится (это слух всё же улавливает). Стайлз ведёт себя так, словно бродящие по улицам инфицированные, существующие только ради того, чтобы вцепиться кому-нибудь в глотку, совсем ничего не меняют. Так же шумит, но не во время вылазок, конечно. Так же гнёт свою линию, так же таскает непонятно откуда берущиеся клетчатые рубашки и так же в тайне ото всех пьёт прописанный Аддерол, который теперь приходится искать по аптечным полкам, оглядываясь через плечо.

Стайлз — неизменная величина, присутствующая в жизни Скотта с самой начальной школы. Без этой величины существование кажется абсолютно невозможным, и когда Стайлз поворачивается к нему и неожиданно мягко улыбается, Скотт, конечно же, улыбается в ответ.

***

Угол Лидии с Пэрришем — Джордан, его зовут Джордан, постоянно напоминает себе Скотт, но никак не может привыкнуть называть помощника шерифа по имени — находится в противоположном конце хранилища, но Скотт никуда не может деться от того, что слышит с их стороны по ночам и видит днём.

Днём Лидия часто плачет. Утыкается лицом в шею Пэрриша и мелко дрожит. Шепчет “они мёртвые, они все мёртвые” раз за разом, и когда Скотт это слышит, ему хочется выть так громко, чтобы заглушить голоса в её голове. Пэрриш кладёт ладонь ей на рыжий затылок, прижимает до невозможности близко к себе, целует в висок. Скотт не уверен, кажется ли ему это, но иногда от рук Пэрриша к Лидии тянется едва заметная золотистая нить, обвивающая всё её тело. Пэрриш не слишком много говорит, но ему, кажется, и не нужны слова. Одного лишь взгляда на него, на них вместе достаточно, чтобы понять, что он будет защищать и оберегать её до последнего дыхания, и если бы они все не были окружены обретшей уродливое немёртвое лицо смертью, Скотт был бы искренне за Лидию счастлив.

По ночам — и этой ночью тоже — Лидия снова всхлипывает, но уже совсем по другим причинам. Скотт отчётливо слышит звуки скольжения кожи по коже, тяжёлое дыхание, сдерживаемые стоны. Он знает, что не заметил бы ничего, если бы не обострённый слух, и что может просто перестать слушать, но не в силах заставить себя это сделать. Пэрриш всегда двигается медленно, до глупого медленно, ведь им нужно вести себя тихо, и эти размеренные, переполненные жаром и желанием влажные звуки порой просто сводят Скотта с ума. Но он не трогает себя — не хочет даже, настолько это кажется неправильным. Cегодня Лидия выстанывает чуть громче, чем обычно, и сбивчиво просит больше, а Пэрриш отзывается на это низким рыком, и Скотт невольно вспоминает Эллисон, так, как не вспоминал уже слишком давно. Безуспешно пытается воссоздать в сознании ощущение её кожи под пальцами, запах её волос, теплоту её рук, и невольно тянется вперёд, чтобы дотронуться, но пальцы лишь сжимают лишь пустоту, и Скотт резко переворачивается на бок (плечо отзывается на движение неожиданно резкой болью, и, наверное, ему нужно об этом задуматься).

Стайлз лежит совсем рядом — стоит только руку протянуть, и можно будет дотронуться до спины. Скотт смотрит ему в затылок, на отросшие, давно не стриженные и даже не чёсанные волосы, а потом ведёт взглядом ниже, по проступающему под обтягивающей исхудавшее тело футболкой позвоночнику. И еще дальше, к резинке застиранных боксеров и голым ногам.

Стайлз ворочается во сне, бормочет что-то себе под нос и почёсывает спину, задирая движением футболку и открывая поясницу; Айзек переворачивается на живот и задевает что-то ногой; Дерек дёргается; Лидия кончает.

Скотт закрывает глаза и снова считает удары своего сердца, чтобы удержаться и не вытянуть руку вперёд, не прижаться подушечками пальцев к чужой коже.

***

Госпиталь Бикон-Хиллз, кажется, навсегда привязывает к себе Мелиссу. Она проводила в нём до глупого много времени и раньше, с тех самых пор, как начала там работать. Теперь же она в нём живёт. В буквальном смысле.

В Бикон-Хиллз осталось не так уж много людей, но тем, кто всё ещё стоит на ногах, не издох от голода, не попался в лапы ходячим, всё так же требуется медицинская помощь, и теперь они могут получить её в подвале того самого госпиталя, на верхние этажи которого ходили раньше.

Мелисса, несколько таких же отважных медсестёр с докторами и шериф Стилински перетащили туда всё возможное оборудование, работающее без электричества, койки, тумбочки, стойки, лекарства. Различными препаратами у них забиты несколько шкафов, и они, пусть и не раздают пилюли направо и налево, не отказывают нуждающимся. Позволяют остаться в госпитале, ухаживают, следят за здоровьем. Будто ничего и не изменилось, кроме этажа, на котором всё располагается.

Мелисса и шериф живут там же, практически не выходя на поверхность. Кто-то должен помогать больным, кто-то должен поддерживать порядок и сохранность их хрупкой сумасшедшей системы, в функциональность которой Дерек до сих пор не верит (“Ты же знаешь, какие люди твари, Скотт, вам это ещё обернётся боком”).

Стая старается наведываться в госпиталь как можно чаще, а сейчас Стайлз тащит туда Скотта буквально силой, чтобы тот показал матери укус, и она сказала, что думает по этому поводу, потому что рана не затягивается подозрительно долго. Скотт не особо переживает, ведь пусть плечо и не зажило, а выглядит оно вполне ничего. Края немного покраснели и чуть воспалились, но это нормально, когда тебя кусает, к примеру, дикий зверь. На нём уже давно не оставались так долго какие-либо повреждения, чтобы он мог точно помнить, но Скотт почти уверен, поэтому соглашается пойти только ради спокойствия Стайлза.

Спокойствия, правда, не выходит, потому что мать, увидев рану, хмурится и закусывает губу, и стоящий сзади шериф кладёт ей на плечо ладонь, мягко растирая мышцы. Она накрывает его пальцы своими, и, легко сжав, подходит ближе с тряпкой, обрабатывающим средством и бинтами в руках. Жидкость, вылитая на рану, жжёт, её резкий запах остро бьёт в нос, и Скотт невольно морщится.

— У тебя это давно? — напряжённо спрашивает мама, осторожно промокая повреждённое место тканью.

— Ну, дня два-три, наверное, — задумывается Скотт. Он правда не уверен, когда получил укус, потому что дни сливаются один в другой, и разобрать, сколько суток прошло, практически невозможно.

— И до сих пор не зажило? — спрашивает на этот раз шериф, так же хмурясь. — У тебя разве не должны быть суперволчьи силы, от которых на тебе всё по волшебству затягивается?

— Ну, — осторожно отвечает Скотт, — они есть, но, наверное, укус ходячего дольше заживает.

От его внимания не ускользает, как мама закусывает губу.

— Мам. — Он накрывает её руку своей. — Всё будет хорошо, скоро затянется.

— Пусть только попробует не затянуться, — сердито говорит она, закрепляя бинты. — Чтобы промывал не меньше пяти раз в день и накладывал мазь, которую я тебе дам. Если станет хуже — сразу же беги сюда, ясно?

— Вас понял, — улыбается Скотт, соскакивая с больничной койки. После обработки становится легче, лёгкое жжение, немного раздражавшее до того, пропадает, и он добавляет: — Спасибо, мам.

Вместо “пожалуйста” она даёт ему лёгкий подзатыльник и подталкивает под задницу, впихивая в руки тюбик лечебной мази, чтобы выметался — у неё за дверью уже столпились несколько ждущих своей очереди пациентов. Стайлз обнимает на прощание отца, и они уходят. У Скотта на душе легко, но, оборачиваясь, чтобы ещё раз улыбнуться маме, он видит её чересчур обеспокоенный взгляд.

***

Скотт понимает необходимость этого, как никто другой — в конце концов, именно они со Стайлзом донесли до стаи то, что необходимо знать, какова ситуация с ходячими вокруг, ведь эти твари вечно мигрируют; насколько безопасно выходить из хранилища; когда они могут позволить себе вылазки, — но всё равно ненавидит обходить улицы.

Бикон-Хиллз превратился в самые настоящие руины. От города, всегда казавшегося таким родным, остались лишь изуродованные да выжженные здания. Где-то кто-то ещё живёт — пытается спрятаться за стенами и ещё не выдранными из петель дверями от бродящей по улицам смерти. Бесполезно — не поможет. Скотт знает, что она всё равно до любого доберётся, сожрёт и оставит лишь окровавленные ошмётки.

Никто ничего, конечно же, не убирает. Никому не хватает отваги, чтобы рисковать собственной жизнью ради того, чтобы почить память тех, кому уже плевать абсолютно на все. Скотт поворачивает голову направо, всматривается в подворотню между двумя домами, и его начинает мутить — он видит, как там, скорчившись, сидит ходячий, жадно запихивающий себе в пасть вытащенные внутренности уже не двигающегося мальчишки. Скотт видит такое не в первый, не во второй и даже не в сотый раз, но его всё равно начинает мерзко подташнивать. Он не вмешивается — как можно тише проходит мимо. Мальчишке уже ничем не помочь, как бы этого ни хотелось.

Он сейчас почти бессилен слишком во многом, и это уже даже перестало бесить.

Рана никак не желает затягиваться, и Скотт невольно вспоминает обеспокоенные глаза своей матери, когда та осматривала его плечо, заданный шерифом голосом вопрос про регенерацию. Возможно, укусу ходячего нужно намного больше времени, чтобы исцелится, возможно, его тело борется сейчас с инфекцией, и именно поэтому у него начал подниматься жар. Словно во время гриппа: не отлежишься несколько дней, глотая таблетки и запивая их горячим чаем с лимоном, не перетерпишь температуру — не вылечишься. Только вот у него совсем нет времени, чтобы валяться в кровати и нянчиться со своим организмом, потому что ничего страшного не случится, а улицы сами себя не обойдут — Скотт не собирается позволять кому бы то ни было брать его смену.

Ему, к тому же, везёт: сегодня тихо и абсолютно пустынно, так, будто все ходячие либо по-настоящему вымерли, либо стеклись в одно место, находящееся далеко от этого района Бикон-Хиллз, и Скотт сам не замечает, как уходит в собственные мысли и начинает обращать на происходящее вокруг слишком мало внимания.

Он сталкивается с ходячим практически нос к носу и не успевает среагировать, потому что тварь — слишком близко, и прямо в нос бьёт, сбивая с толку, слишком резкий для оборотнического обоняния запах гнили.

Только вот ничего не происходит — ходячий смотрит своими пустыми глазами, склонив тупую башку на бок, издает низкий горловой звук и медленно бредет дальше, будто рядом с ним находится сейчас не такое желанное живое, горячее человеческое мясо, а всего лишь ещё один подобный ему уродец.

Скотт хмурится и невольно накрывает забинтованную рану ладонью — её саднит и жжёт. Дотрагивается до лба — тот на ощупь горячий, как печка. Поводит носом, принюхиваясь — где-то в воздухе витает сладковатый запах умирания, как от болеющей псины, только вот его и так всегда слишком много вокруг, поэтому разобрать, откуда он идёт, невозможно. Но Скотту всё равно становится не по себе.

Придя назад в хранилище, он проскальзывает мимо всех в небольшую комнату сбоку, отведённую у них под что-то вроде ванной, нервными движениями разматывает наложенные матерью бинты и не видит там ничего, абсолютно ничего хорошего. Рана гноится, воспаляется, сочится сукровицей. Не заживает, кажется, совсем.

Скотт прижимается лбом к зеркалу и нервно сглатывает.

Ему страшно.

***

— Тогда мы просто повернём, я всё разведал, там сейчас чисто, мы сможем проскользнуть и прой... Господи. Господи, Скотт.

Почему Стайлз, замерев на месте, вцепляется в его руку так, что костяшки белеют, Скотт понимает не сразу. До того он смотрел на него, внимательно и неотрывно, стараясь слушать каждое слово — они планировали крупную вылазку за едой. Теперь же он переводит взгляд туда, куда Стайлз указывает выставленным пальцем, и кровь у него леденеет.

Первое, что он видит — абсолютно сумасшедший и больной острый взгляд голубых глаз. Теперь голубых. Айзек смотрит на него с кривой улыбкой, и за приоткрытыми в ней губами видны выступившие клыки, перепачканные тёмно-бордовым. По щекам, по подбородку у него тоже размазана кровь — не алая, не бордовая даже: коричнево-чёрная, мёртвая и насквозь гнилая, — и Скотту становится дурно, когда он понимает, что именно свисает у Айзека из уголка рта. Кусок выдранной, зубами выдранной из разлагающегося тела ходячего плоти. Такой же тёмный и смердящий. Скотта мутит от одного запаха, с силой бьющего в ноздри. Как Айзек может это есть, остаётся за гранью его понимания.

Айзек присаживается перед вывороченным на изнанку, но всё ещё живым — если это можно назвать жизнью — ходячим на колени и просовывает руку в его желудок, ведёт её вверх, под рёбра. Когти прорывают глотку изнутри и показываются наружу, чтобы лишь сильнее исполосовать кожу. Скотт слышит, как справа от него блюёт Стайлз.

— Айзек, — он делает шаг вперёд, лишь краем сознания регистрируя, что вокруг разбросан ещё как минимум десяток еле шевелящихся трупов с разодранными в клочья телами; он едва не поскальзывается на вынутом кишечнике, но всё же удерживается на ногах; ему мерзко, страшно и горячо от никак не уходящего лихорадочного жара; он делает ещё шаг. — Айзек. Спокойно, прошу тебя, спокойно.

— Я спокоен, — голос его и правда не выражает никаких эмоций, когда Айзек вытаскивает по локоть вымазанную во внутренностях руку из грудной клетки ходячего. — Я абсолютно спокоен, Скотт. Видишь?

Он тыкает пальцем в сторону одного из изуродованных созданий.

— Видишь, Скотт? Это мой отец. Этот ублюдок выполз из своей могилы, чтобы сожрать мои внутренности. — Айзек снова улыбается, на этот раз шире и безумнее. — Но я достал его первым. Я выпотрошил его как животное, Скотт, как безмозглую скотину. Он теперь совсем дохлый. Питер говорил мне делать именно так, понимаешь? Понимаешь?

— Айзек. — Скотт, пропуская мимо ушей ненавистное имя, на секунду закрывает глаза, крепко-крепко, пытаясь представить, что всего этого нет. Что один из самых близких ему людей, часть его стаи, его бета, не помутился рассудком, не выдумал сам себе, что ходячие — и правда восставшие из могил зомби, не увидел своего мёртвого отца в абсолютно случайно попавшемся монстре. Что вокруг них — не самый настоящий Ад, не апокалипсис, стирающий с лица земли цивилизацию своим зловонным дыханием смерти и гнили. Что его друзья все в целости и сохранности. Что его мать не находится в подземном госпитале. Что на его собственном плече не саднит не заживающая уже несколько дней рана от отравленных пожелтевших зубов. Что всё хорошо. Всё нормально.

Скотт чувствует ободряющее прикосновение — Стайлз находит его руку своей и крепко переплетает их пальцы, мягко поглаживая тыльную сторону его ладони. Стайлз — тёплый и родной, и Скотт цепляется за него, подаётся к нему сознанием, ластится, словно щенок.

Он снова может нормально дышать.

***

Айзек оказывается на удивление тяжёлым для и раньше тощего, а сейчас и вовсе исхудавшего парнишки. Ну или Скотту так кажется. Они со Стайлзом оттаскивают его в госпиталь к Мелиссе — слава богу, что они находились недалеко от него, а то продраться через улицы точно не удалось бы. Скотт не говорит Стайлзу о том, как ему тяжело, и очень надеется, что тот не заметил чересчур хриплое дыхание и стекающий по шее пот или списал это на жару, потому что подобное не должно представлять для него никакой сложности. Он же чёртов оборотень, только вот почему-то плечи всё равно ноют от тяжести, и, когда они сваливают бесчувственное тело на одну из коек, Скотт облегчённо выдыхает.

— Господи, что случилось? — мама смотрит на Айзека круглыми глазами, и ничего удивительного. Тот до сих пор перепачкан в крови и застрявших под ногтями коричневатых кусочках плоти, и футболка у него вся порвана на груди (когда Скотт попытался увести его по доброй воле, тот начал сопротивляться, и прихваченная с собой бита Стайлза пришлась как нельзя кстати).

Скотт не знает, что сказать, и опускает глаза.

— На него напала сразу целая толпа этих уродов, — неожиданно отвечает за него Стайлз, и как же Скотт ему за это благодарен. — Но он их всех, — запинается, — победил. Да. Победил.

— Не повезло, — мама качает головой и протягивает руку, осторожно дотрагиваясь до щеки Айзека.

Тот неожиданно открывает глаза и хватает её за руку, от чего Скотт тут же резко бросается вперёд, и хрипит:

— Питер, ублюдок…

Айзек смотрит на Мелиссу, прямо ей в глаза, и Скотт видит испуг на её лице и глухо рычит в сторону Айзека, обнажая клыки, но тот, кажется, не обращает на это никакого внимания. Скотт приглядывается к нему получше и понимает, что лицо того перекошено от боли, что у него дрожат губы и что он, кажется, почти всхлипывает.

Айзек не плакал никогда, не проронил ни слезинки даже на похоронах Эллисон — лишь стоял в стороне, обняв себя руками и смотря остекленевшим взглядом куда-то в сторону.

— Ты должен был сказать, что уезжаешь, — шепчет он одними губами, — ты не имел никакого права просто вот так свалить и оставить меня здесь. Какого хера, Питер, какого хера?

— Айзек… — Мелисса пытается что-то ему сказать, но тот неожиданно отпускает её руку, переворачивается на койке на бок, утыкается лицом в подушку. Его спина мелко содрогается.

Скотт разбирает приглушённый шёпот “Где ты, где ты, где ты?” Стайлз кладёт руку ему на здоровое плечо.

***

С того момента, как Питер — с этим именем у него теперь ещё более дурные ассоциации, чем раньше — укусил его, легко и просто не было никогда. Скотт со Стайлзом же всегда буквально притягивали к себе неприятности. Но сейчас — сейчас всё это кажется лишь детскими играми, потому что тогда было легче. Куда проще отыскать хозяина канимы, чем прятаться в семейном хранилище Хейлов, в городе, почти все жители которого подохли в жадных лапах наводнивших его оживших трупов.

Куда проще защищать своих друзей от сбрендившего престарелого охотника, чем смотреть на умирающий мир и падение цивилизации без возможности что-то изменить.

Скотт поворачивается на бок, тихо шипя от боли в потревоженном плече. Он не снимал сегодня футболку, не осматривал рану — и без того знает, что та гноится и сочится сукровицей, потому что вчера было так, потому что ткань рукава прилипла к коже, и потому что жар никуда не уходит. Более того — усиливается.

Скотт вздрагивает, когда до шеи дотрагивается холодная — благословенно холодная — рука. Он не услышал движения, не учуял ставший сильнее и острее запах Стайлза. Ему страшно думать о том, что это значит, поэтому он шепчет одними губами:

— Ты чего?

— Не смей умирать, Скотт. — Стайлз придвигается ближе, шурша одеялами, и плотно прижимается, сильнее сжимая хватку. — Просто не смей. Только не ты.

— Да ты все мои планы рушишь, — пытается отшутиться Скотт, — я уже собрался, вообще-то.

— Скотт, не надо. — У Стайлза дрожит голос, и Скотт с ужасом понимает, что тому так страшно, что он не может даже пошутить. Чуть ли не рванувшись вперёд, Скотт буквально сгребает его в охапку, игнорируя боль в плече, и прижимает к себе так крепко, как только может, и целует так глубоко и жарко, как только способен.

На лице мокро, и Скотт не уверен, кто плачет — он или мнущий его футболку дрожащими пальцами Стайлз.

***

Когда утром Скотт выбирается из прохладного хранилища на улицу на очередную смену в патруле, он словно попадает в самый настоящий Ад. Жаркое калифорнийское солнце светит прямо в лицо и печёт так, что кажется, будто кожа начнёт пузыриться, а глаза высохнут от жары. Плечо отзывается на слишком высокую температуру болью. Не вспышкой её, нет, но Скотт чувствует, как всё начинает мерзко ныть, и ему кажется, что если он повернёт голову, то увидит, как от укуса расползается по всей руке горячая жидкая гниль — именно поэтому он смотрит только вперёд, — а голова начинает кружиться.

Скотт не удерживается на ногах и неловко падает назад, часто моргая и опираясь спиной о стену. Поднимает руку ко лбу и дотрагивается до него — он мокрый, обжигающий.

Это всё из-за жары, говорит себе Скотт, и усилием воли заставляет себя сделать шаг вперёд, а потом ещё и ещё. Перед глазами у него все немного плывёт и мажет красным, но это, конечно, тоже из-за жары. Он готов поклясться, что на улице сегодня больше сотни градусов, и если бы телевидение всё ещё работало, то все метеорологи во всех новостях по всем каналам взволновано вещали бы о том, какая необычная даже для их штата поднялась жара. Без воплей о глобальном потеплении тоже бы, конечно, не обошлось. Скотт ухмыляется сам себе — что-то хорошее в полном отсутствии медиа-коммуникаций всё же есть.

Достав из сумки лишь наполовину наполненную бутылку воды — у них осталось совсем мало, и скоро нужно будет все же сделать вылазку в находящийся недалеко супермаркет, если там ещё хоть что-то осталось, конечно, — он делает щедрый глоток и закашливается, прикрывая рот рукой.

Жидкость почему-то царапает горло, словно наждачная бумага, не идёт в него, и когда Скотт отнимает ладонь от лица, то видит на своих пальцах кровь. Смотрит на неё пару секунд, а затем вытирает о джинсы. Жара, кажется, становится ещё хуже, но Скотт утирает вспотевший лоб внутренней стороной локтя и продолжает обход. Кровь — это не так страшно, это бывает, он подумает об этом позже. Сейчас ему надо выполнить свои обязанности как лидера и патрульного. Всё остальное — потом.

Трава у него под ногами жёлтая, высохшая, и шуршит от шагов громко, слишком громко, настолько громко, что это раздражает. Как и шелест деревьев, как и… чужие шаги позади него?

Скотт стремительно разворачивается, готовый выпустить когти — и от такого резкого движения чуть ли не теряет равновесие, — но сразу же расслабляется. К нему медленно бредёт Лидия, босая и с распущенными волосами. Скотт хмурится.

— Лидс? — зовёт он (хрипло и тише, чем хотел, не узнавая собственный голос), делая пару шагов навстречу.

Лидия не отвечает. Она останавливается в паре шагов от него и вскидывает опущенную голову. У неё бледное лицо и безжизненный взгляд.

Лидия раскрывает рот и кричит.

***

— Чувак, твою мать. — Стайлз запускает пальцы в волосы и ерошит их, расхаживая по небольшой комнате в госпитале кругами. — Твою мать, чувак. Твою...

— Стайлз. — Скотт поднимает руку. — Она тут совсем рядом, и ты знаешь, что Мелисса может хорошенько надрать задницу, если ей что-то не понравится.

— Твоя правда, — фыркает Стайлз, резко останавливаясь и поворачиваясь к Скотту всем корпусом. Он стоит буквально в паре сантиметров, в не стиранной чёрт знает сколько дней футболке с одним оторванным рукавом и в слишком широких джинсах, у него перемазанные землёй, стоптанные кеды. Под его глазами залегли тёмные тени, щёки так похудели, что скулы видно слишком отчётливо, подбородок покрывает неаккуратная, какая-то даже нелепая щетина, а на шее отчётливо заметны следы грязи и пота. Стайлз — усталый, Стайлз — измученный, но Скотт почему-то не может оторвать от него взгляд.

— Скотт, ты в дерьме, — говорит Стайлз, хмурясь и закусывая губу. — Мы в дерьме. Ты прекрасно знаешь, что банши не кричат просто так.

— Я в порядке, — врёт напропалую Скотт. — Ты же знаешь, что Лидия немного… не в себе. Она так и не научилась до конца контролировать свои способности, а наши нынешние условия совсем этому не помогают. И...

— Покажи, — неожиданно требует Стайлз, подходя ещё ближе.

— Ты о чём? — непонимающе хмурится Скотт.

— Покажи мне укус, — повторяет Стайлз. — Ты ни разу не показывал его никому с того самого момента, как его заработал.

— Стайлз, я же сказал, что всё в порядке! — Скотт чуть отодвигается на постели назад, инстинктивно зажимая рукой скрытый несколькими слоями бинтов укус. Он не может позволить Стайлзу увидеть. Не может подкосить его уверенность в том, что всё обойдётся, что всё будет хорошо.

Только вот у того, судя по всему, своё мнение на этот счёт, потому что он упрямо выпячивает челюсть и чуть ли не бросается вперёд, резко и неожиданно — ловко забирается к Скотту на бёдра, прижимая к кровати своим телом, и тянется к бинтам.

— Стайлз, какого хера? — Скотт шипит, пытаясь сопротивляться, поднимает руки, чтобы спихнуть чужое тело, но ему попросту не хватает на это сил. Скотт не чувствует в себе привычной мощи, и единственное, что у него получается — перехватить за запястье одной рукой, другую неловко кладя куда попадётся. Попадает она на бедро, и Стайлз вздрагивает под прикосновением, на мгновение замирая.

Скотт держит его за руку, смотря в глаза, и тот смотрит в ответ, не отводя взгляд ни на секунду, даже, кажется, не моргая. Скотт чувствует тепло, доверие и необходимость, Скотт слышит тихий, едва уловимый шёпот: “Позволь мне”, и Скотт разжимает хватку.

Стайлз разматывает бинты аккуратно, один за другим, и на кровати остаётся сначала белая, а потом желтовато-красная лента марли. Скотт смотрит в сторону, ему не нужно снова видеть своё плечо, он и так знает, что то продолжает медленно сочиться кровавым гноем — промывания помогают избавиться от него не больше, чем на полчаса, и потому Скотт в целях экономии воды делает это лишь пару раз в день вместо наказанных матерью пяти, — а кожа вокруг покрылась коричневатой коркой. Скотту страшно, и он невольно чуть сильнее сжимает пальцы на бедре Стайлза, притягивая того ближе к себе.

— Блять, — выдыхает Стайлз, когда на одеяло падает последний бинт. — Блять, Скотт! Ты… Какого, какого чёрта ты молчал? Скотт, тебе нужно к Мелиссе, нет, к Дитону, точно, к Дитону, он должен что-то знать, он…

Скотт зажимает ему рот свободной ладонью и молча качает головой. Тот в ответ зло кусает его пальцы — по телу проходится дрожь, потому что удаётся почувствовать мягкость случайно скользнувшего по коже языка, — а затем поводит бёдрами вперёд, потираясь задницей о неизвестно когда успевший затвердеть член. А затем ещё раз, и ещё. Двигается медленно, мучительно медленно, а хочется больше, ближе, жарче, и Скотт убирает ладонь от его рта, чтобы вцепиться обеими руками в бёдра и крепко потянуть на себя, только вот Стайлз не даёт это сделать. Он перехватывает его руки и отводит их в сторону, прижимая к стене, на которую Скотт опирается спиной. Тот сглатывает и поднимает помутневший не от температуры взгляд.

— Хоть раз, — шепчет Стайлз злым голосом, — хоть раз позволь мне сделать что-то для тебя. Хоть раз позволь мне позаботиться от тебе. — Склоняется вперёд и прижимается лбом ко лбу, чуть касаясь переносицы горячими губами. — Оставь свою браваду, забудь о других. Подумай о себе, Скотт. И дай мне подумать о тебе.

Стайлз не оставляет ему времени на ответ — впивается к губы, крепко, глубоко и грязно целуя, и, отпустив руки, тянется дрожащими пальцами к ремню на джинсах Скотта, и тот выдыхает ему в губы. Поддаётся, замирает, даёт Стайлзу делать то, что тому захочется, потому что не может сказать нет. Не хочет говорить нет — у Стайлза слишком длинные пальцы и отчаянные глаза, чтобы ему можно было отказать. Он слишком близкий, слишком родной. Скотт может позволить себе с ним слабость. Скотт может на секунду представить, что всё вернётся в норму, если он подпустит Стайлза так близко — ведь это ощущается чересчур правильно, — и Скотт отпускает себя.

Откидывается на кровати и чуть разводит ноги в сторону, давая сползшему ближе к его коленям Стайлзу больше пространства, и тот наконец скользит пальцами под трусы, самыми подушечками касаясь напряжённого члена. Скотт чуть ли не дёргается и давится стоном. Даже это лёгкое, почти незаметное, но такое до невозможности интимное прикосновение бросает его в жар, и когда Стайлз обхватывает ствол ладонью, Скотт толкается бёдрами навстречу, не сдерживаясь.

Стайлзу и не нужно, чтобы сдерживался — он приспускает трусы и начинает двигать рукой в медленном, но размеренном темпе. Скотт смотрит ему на лицо — на удивление расслабленное, пусть и раскрасневшееся от возбуждения, с шало поблёскивающими чуть прикрытыми глазами, со стекающей по виску капелькой пота, и от этого становится лишь лучше, лишь жарче.

Бёдрами в ответ он двигает совсем слабо, не резко — старается растянуть удовольствие. Ему очень давно было не до того, чтобы подрочить, и он знает, что спустит позорно быстро, словно другой человек дотронулся до него в первый раз. Но ведь Стайлз и правда дотрагивается до него в первый раз, и от осознания этого так сносит крышу, что Скотт стонет чуть громче и подаётся навстречу чуть резче. Напряжение внизу живота нарастает слишком быстро, а Стайлз сейчас слишком близко. Голову кружит.

— Стайлз, — сбивчиво хрипит он, — я сейчас…

— Не сдерживайся, — кривит тот губы в улыбке в ответ, кладя свободную руку Скотту на шею сзади. — Кончай.

И Скотт кончает — сжимает одеяло, выгибается в спине и пачкает пальцы Стайлза и собственный живот спермой. От этого легче, от этого лучше, и Скотт, тяжело дыша, расслабляется и прикрывает глаза, облизывая пересохшие губы. В голове на какое-то мгновение почти пусто, и он не чувствует даже привычной ноющей боли в плече — для него есть только горячая близость Стайлза и какое-то иррациональное, дурацкое счастье, прыгающее внутри, словно глупый щеночек. “Ты умираешь, — нашёптывает сознание, — и Эллисон умерла, ты не можешь быть счастливым, тебе не позволено”, но Скотт откидывает эти мысли и обвивает одной рукой Стайлза за талию, притягивая ближе к себе. На мгновение, на это мгновение ему можно всё.

— Мы пойдём к Дитону завтра с утра, — тихо говорит Стайлз, медленно перебирая пальцами его волосы на затылке.

— Я всё ещё не уверен, что это хорошая идея, — отвечает Скотт, не открывая глаз, и лишь рассеянно поглаживает его по пояснице под футболкой.

— Чувак, мы вроде как уже выяснили, что моих советов нужно слушаться, — упрямится Стайлз. — Так что заткнись, завтра мы потащим твою задницу и все остальные несчастные части к нашему суперветеринару. Когда мои советы приводили нас к неприятностям?

— Могу припомнить пару примеров, — фыркает Скотт.

— Риторический вопрос, чувак, риторический! — Стайлз возмущённо пихает его в плечо, а затем быстро целует за ухом, сразу же отстраняясь, так, будто сам боится своего жеста, будто тот слишком много значит.

Скотт улыбается — широко и откровенно.

Сейчас он снова верит в то, что всё и правда может быть хорошо.

***

Только вот на самом деле они не имеют ни малейшего понятия, где искать Дитона, и осознают это, только добравшись до ветеринарной клиники. Скотт не знает, с чего они подумали, что тот будет именно там — наверное, потому, что он всегда там был, его всегда можно было найти, всегда можно было рассчитывать на помощь.

Сейчас же здание клиники похоже на руины, как и большая часть города. Они заходят внутрь и видят лишь полнейший раздрай. Рябиновые ворота выдраны с корнем и раскрошены на мелкие кусочки, поэтому Скотта ничего не держит, и они проходят дальше. В знакомой комнате всё перевёрнуто вверх дном, многочисленные склянки валяются на полу либо разбитые, либо просто открытые, и от смеси слишком большого количества всё ещё чересчур резких запахов становится дурно. Скотт не удерживается на ногах — пошатывается и чуть ли не падает, но Стайлз подхватывает его под руки и прижимает к себе спиной.

— И правда воняет, — глубокомысленно замечает Стайлз, рассеянно поглаживая его по животу сквозь ткань футболки. — Чёрт возьми, и где вот этот защитник обиженных и мохнатых, когда он так нужен?

— Без понятия, — Скотт со вздохом откидывается на его плечо. — Я же говорил, что дерьмо твоя идея. Дитон может находиться где угодно, он не обязан был оставаться в Бикон-Хиллз.

— Ну да, — отзывается Стайлз. — От него ни слова уже полгода, а я почему-то решил, что он всё ещё здесь, отсиживается за рябиновой калиткой, которая ходячим как любая другая — выдерут с корнем, а потом сделают то же самое с твоим горлом. Блять. Прости.

— За что? — Скотт фыркает, с трудом поворачиваясь к нему. — Мы попытались, ты не виноват, что не вышло.

— Не думаю, что тебе было особенно круто тащиться сюда в твоём состоянии, — бурчит Стайлз, пряча глаза, и Скотт фыркает:

— Заткнись.

На самом деле ему горько и грустно, потому что слабый росток надежды сморщивается и засыхает, а вчерашний счастливый щеночек подыхает, и Скотта снова накрывает чуть ли не паникой, и он чувствует, как ему становится хуже с каждой минутой, но не показывает виду — Стайлзу и без того дерьмово.

На пути назад они молчат, и лишь уже перед самым входом в хранилище Скотт останавливает Стайлза и на одном дыхании выпаливает то, о чём думал всю дорогу:

— Мы должны рассказать.

Тот смотрит хмуро, а затем отрывисто кивает.

Скрывать нет никакого смысла — Скотт весь провонял смертью. Так крепко, что по нему уже кричала банши.

***

— Ты можешь броситься, — серьёзно говорит Дерек, хмурясь и то сжимая, то разжимая пальцы. — Ты можешь потерять контроль.

— Это ты можешь потерять контроль над своей, например, кожанкой, — огрызается Стайлз, — а со Скоттом всё будет в порядке. У нас всё хорошо, он держит себя в руках.

— Нет, Стайлз, он прав.

Стайлз поворачивается к нему, на лице у него написано искреннее удивление, а Скотт и сам не ожидал, что скажет это. Что окончательно признает поражение перед чёртовым вирусом, способным, очевидно, подкосить даже оборотня. Даже истинного альфу. “Буду не истинным, — понимает Скотт, — если сорвусь с цепи и причиню вред кому-то из своих, кому-то из стаи”. Поэтому соглашается, поэтому продолжает говорить.

— Я не знаю, чем это закончится, — он поднимается с кресла, — и никто не знает, потому что ничего подобного не происходило раньше, и мы понятия не имеем, с чем имеем дело. Будет гораздо безопаснее, если вы изолируете меня. Запрёте в одной из комнат в госпитале, например, хотя бы в той, где я обычно остаюсь.

— Скотт, какого чёрта? — выкрикивает Стайлз, сжимая кулаки. Он красивый, когда злится, отмечает про себя Скотт, и невольно вспоминает вчерашний день, и невольно улыбается, от чего Стайлз, кажется, злится ещё больше.

— Я не хочу причинить боль никому из вас, — продолжает Скотт спокойно, — и потому я лучше пережду в подвале.

Скотт говорит “пережду”, когда на самом деле совсем не знает, сможет ли переждать, есть ли у него шанс выкарабкаться из этого дерьма. Буквы в голове складываются в кажущееся таким похожим по звучанию “подохну”.

— Это бред, — скрипит зубами Стайлз. По его лицу прекрасно понятно, что на самом деле он так не считает, что согласен, что так, возможно, будет лучше, но не хочет признавать это перед самим собой, потому что это значит — сдаться, потому что это значит — признать поражение, оставить надежду.

— Всё в порядке. — Скотт улыбается, еле находя в себе на это силы, и физические, и моральные. — Запрёте меня в комнате, прикуёте чем-нибудь к батарее на пару деньков, и всё будет в порядке.

— Прикуём к батарее?! — снова возмущается Стайлз, а потом тыкает пальцем в сидящего у ног Криса Айзека. — Лучше вот этого приковать или шарфами привязать, вот кому нужна парочка дней в отрыве от общества!

Айзек громко фыркает и ничего не отвечает, лишь улыбается этой своей новой жуткой улыбкой, от которой по коже бегут мурашки и хочется отвернуться.

За него говорит Крис, кладя ему на плечо широкую ладонь и кидая на Стайлза злобный взгляд.

— Поверь, его-то точно не нужно ни во что заковывать, — цедит он сквозь зубы. — Айзек отлично справляется. Лучше, чем все вы вместе взятые. Вы даже понятия не имеете, от какого количества ходячих мы избавляем этот проклятый город, когда выходим на улицы, не заботясь особо о собственных жизнях.

Скотт и правда не знает чисел и, честно говоря, не хочет знать, а при мысли об Айзеке и ходячих у него в сознании слишком ярко всплывает та картина. Про то, что тогда произошло, не знает никто кроме него, Стайлза и Криса, но почему-то остальные тоже отводят глаза. Крис начал цепляться за Айзека с того момента, как умерла Эллисон, и сам Айзек тоже будто прирос к нему — постоянно находится рядом, хватает за рукава куртки, кривит губы в ухмылках, шепчет что-то на ухо, потираясь носом об отросшую щетину.

Скотт не уверен в том, насколько это правильно и здорово, не знает, замешан ли тут как-то Питер, и поэтому смотрит мимо и не судит.

Крис проводит костяшками пальцев по шее Айзека сзади, и тот подаётся ближе к прикосновению, чуть откидывая голову назад.

Скотт ловит на себе болезненный взгляд Стайлза, серьёзный — Дерека, сочувствующий — Пэрриша, испуганный — Лидии, и кивает. Крис, расслабляясь, кивает в ответ.

***

Железо цепи — холодное и тяжелое, и когда на его запястьях с мерзким скрипом-щелчком застёгиваются наручники, Скотт морщится. Металл ощущается куда тяжелее, чем когда-либо, и если раньше он был вполне способен на то, чтобы с корнем выдрать вбитые в землю штыки, то сейчас ему не так легко даже пошевелить рукой.

Скотт закрывает глаза и снова прислушивается к биению своего сердца — неровному, рваному, хаотичному. Он может придумать ещё миллион эпитетов, чтобы выразить лишь одну мысль — это неправильно. Это смертельно. Он умирает и знает это. Знает и Лидия, глаза которой тускнеют с каждым днём. Знает и Пэрриш, неотступно следующий за ней и почти всегда дотрагивающийся до неё хотя бы кончиками пальцев. Знает и Дерек, старательно отводящий взгляд и как можно сильнее сжимающий челюсти. Знает и Айзек, во взгляде которого уже почти не читаются остатки здравого рассудка, Айзек, которому Скотт просто физически не способен помочь (и от этого больнее, чем от раны на плече). Крис знает тоже — но у него, кажется, уже просто нет сил переживать, потому что от него остаётся только бледная тень, на плечо которой опирается напевающий что-то себе под нос Айзек. Не знает, наверное, только Мелисса, потому что Скотт не представляет, как ей сказать, что у него, скорее всего, совсем нет шансов выжить. Они умудрились пробраться сюда так, что она не заметила, и Скотт искренне надеется, что таковым это и останется.

А Стайлз… Стайлз знает лучше всех. Стайлз старательно наматывает цепь на торчащую из стены батарею, сосредоточенно хмурясь.

— Откуда у тебя это вообще? — интересуется Скотт, чуть сдвигаясь на накиданных на пол подушках.

— Из дома, — отвечает Стайлз, не отвлекаясь от своего занятия. — Это та же цепь, которую я тогда притащил в школу, и, ну, Пирожочек тогда не вовремя подошёл, помнишь?

— Боже, — фыркает Скотт. — Как тебе вообще в голову пришло взять с собой из дома цепь? Неужели ты подумал, что она может тебе пригодиться? Почему ты не взял, например, смену носков? Я бы не отказался от новых.

— Я взял первое, что попалось под руку, — бурчит Стайлз, — не очень, знаешь ли, было много времени, чтобы собрать чемодан. Когда в дверь твоей комнаты скребётся парочка разлагающихся живых трупов, как-то не до того.

— И тебе под руку попалась цепь?

— Ещё бита и арахисовое масло, — возмущённо поправляет Стайлз, окончательно закрепляя цепь. — Жизненно необходимые, между прочим, вещи.

Скотт не находит, что ответить — лишь улыбается и откидывается спиной на благословенно холодную стену. Он сегодня с самого утра весь горит, и поэтому от соприкосновения холодного бетона с кожей ему становится блаженно хорошо. Насколько хорошо может быть в ситуации, когда он почти не способен самостоятельно стоять.

— Помнишь первое полнолуние? — слабо улыбается он. — Когда ты обманом приковал меня к батарее в моей комнате. Мы тогда ещё поссорились.

— Господи, да, — смеётся Стайлз в ответ. — Это было так давно и так глупо, как вспомню, так сразу хочется спрятать лицо в ладонях.

— Да уж. — Скотт устраивается поудобнее, стараясь удержать подкатывающую к горлу от малейшего движения тошноту. — Смешно так.

— Угу. — Стайлз поворачивается к нему, и в последнее время Скотт слишком часто видит на его вечно улыбчивом лице это серьёзное, болезненное выражение. От этого на душе скребут кошки, а внутренний волк начинает жалобно поскуливать и рваться из груди — к Стайлзу, свернуться у него перед ногами и ткнуться в колено горячечно жарким носом.

— Смешно, — хмыкает Стайлз, кривя губы, и по нему заметно, что ему сейчас совсем, совсем не смешно.

— Стайлз, — зовёт Скотт. — Когда я… ну… когда я совсем, вы с шерифом позаботитесь о Мелиссе, правда? Она слишком много времени проводит в госпитале. Больше даже, чем до того, как весь мир полетел к чертям.

Стайлз не отвечает, вместо этого садится рядом с ним, так же откидываясь на стену, и выуживает из огромных карманов безразмерной рубашки — и где только раздобыл? — небольшую книгу, карманного как раз размера. “Изысканный труп” — гласит отпечатанный на тёмно-синей мрачноватой обложке заголовок.

— На улице подобрал, — отвечает он на не заданный вопрос. — Описание — офанареть, там про геев-каннибалов, ты прикинь, геи-каннибалы! Это же ещё круче, чем зомби. Заценим, я тебе вслух почитаю.

Скотт кивает, а потом смеётся и закашливается, давясь собственным смехом, и когда он пачкает подбородок выхарканной кровью, Стайлз молча вытирает её рукавом рубашки и раскрывает книгу на первой странице, картинно взмахнув руками и картинно возмущённо воскликнув “Боже, да автор посвятила это своей матери!”.

***

Дни Скотта начинает заволакивать красной дымкой — она почти постоянно застилает ему глаза, смазывает зрение, путает мысли и сознание. Жар не проходит и не спадает уже совсем, и во рту у него постоянно сухо, а ладони, наоборот, мокрые от смеси пота и крови. Когти начинают лезть сами по себе, и в первый раз, когда это случается, он оставляет глубокие борозды на полу, а по второй распарывает себе ладони, перечёркивая красными царапинами линию жизни.

Они не заживают. Стайлз, пришедший с ведром холодной воды и тряпкой, уходит наверх за мазью, которую после накладывает на ранки, и от неё становится чуть прохладнее, но лишь на несколько секунд. Мокрая ткань на лбу имеет не больший эффект.

Скотт почти не говорит, потому что в горле так сухо и горько, что каждое слово кажется колючей проволокой, которую приходиться протаскивать по раздражённым стенкам, оцарапывая их и оставляя порезы.

Говорит Стайлз — никогда же не замолкает, — только вот Скотт не всегда улавливает истинное значение его слов. Но он всегда слушает голос, тянется к нему, идёт, словно на какой-то избито книжный свет в конце тоннеля, цепляется, как не менее избито книжный утопающий за не менее избито книжную соломинку.

Привычное значение якоря меняется: не нужно контролировать свою трансформацию — слишком уж гиблая затея. Нужно выживать. Нужно бороться. И ведь ему же плевать на то, что произойдёт с ним самим, но он точно знает, что не может оставить ни маму, ни стаю, ни Стайлза в том состоянии, в котором они сейчас.

Ещё ему почему-то кажется, что если Стайлз перестанет говорить, то сам он перестанет слышать, поэтому Скотт чуть ли не молиться о том, чтобы этот голос находился рядом как можно чаще.

ПРОДОЛЖЕНИЕ В КОММЕНТАРИЯХ

— —

@темы: фик, Стайлз Стилински, Скотт МакКолл, NC-17, ангст, AU

---

* * *

[Уйка]

Пес и Лис.

@темы: гифки, Стайлз Стилински, Скотт МакКолл, AU, флафф

---

* * *

[Уйка]

Иногда я просто молча смотрю на то, как эти двое общаются друг с другом.

@темы: гифки

---

Сделаю свой первый пост в сообщество)

[Umi no Iruka]

Я решила подлить масла на нашу сковородку, поэтому porn!!!

порно-гифки и коллажи) R-NC-17

***






***
А ведь похожи немного?)

ой, а тут - голая жопа!

***




***


***


***


***


***


***


И напоследок, вроде как не порно, но у меня полыхает посильнее всякого порно. Ведь что может быть сексуальнее байкер-АУ?







Всё бесчестно украдено с scilesreblog (и там ещё много вкусностей)))

@темы: гифки, коллаж, Стайлз Стилински, Скотт МакКолл, NC-17, R

---

* * *

[Уйка]

Название: Мои проблемы с рябиновым кружком
Персонажи/Пейринг: Скотт/Стайлз, Айзек, Дерек, Джексон, Мелисса
Рейтинг: R
Жанр: романс
Саммари: - Это будет самая тупая стая на свете. Альфа, которого хочет грохнуть полоумный зомби, который сам его и обратил. И два Хейла. И баньши. И охотница из семейства Арджент, мисс с весьма своеобразными морально-этическими принципами. - И Хранитель, сидящий на аддерале.
Предупреждения: авторские смехуечки, отсутствие сюжета, нездоровый оптимизм.
Размер: 4,548 слов

Стайлз

Фродо стоит на берегу реки. Перед лодкой.

Стайлз прекрасно знает, что за этим последует, и сопротивляется изо всех сил, но с самоконтролем у него в последнее время хреново, хреновее, чем с чем бы то ни было. Колючий ком в горле никак не желает проглатываться. Он несколько раз усиленно моргает и глубоко дышит ртом.

Скотт за его спиной лежит на боку, подперев голову ладонью, и клюет носом. Время давно перевалило за полночь, вокруг дивана разбросаны ботинки, пустые пивные бутылки и коробка из-под пиццы. Пятница. Совершенно обычная пятница, ничем не обличающаяся от дюжины идентичных ей пятниц, которые они проводили именно так – валяясь на диване, пожирая Вредную Еду, пересматривая то, что можно пересматривать безграничное число раз.

Правда, это первая пятница с тех пор, как они оба умерли и воскресли, но Стайлз не думал, что это имеет значение, пока не растянулся на диване в гостиной своего лучшего друга и не почувствовал. Ее. Очень отчетливо.

«Мистер Фродо!» кричит на экране Сэм, барахтаясь в реке. «Мистер Фродо, нет!»

Вопреки логике ему кажется, что в этот раз Фродо не успеет. Не развернет лодку, не протянет руку, и отважный Сэмвайз Гэмджи пойдет ко дну. Легкие у него наполнятся водой, сердце остановится, как остановилось у Стайлза, и рыбы уже к закату сожрут ему глаза и щеки.

«Я иду в Мордор, Сэм. Я иду один!»
«Конечно, идешь. Да вот только я иду с тобой!»

Стайлз ощущает, как за его спиной ворочается Скотт. Обеспокоенное лицо склоняется сверху – еще бы, его лучшему другу ни за что не хватило бы такта вовремя уснуть, или хотя бы притвориться, будто он ничего не заметил. Стайлз вяло улыбается, быстро оттирая с щеки влажную, блестящую в свете экрана дорожку.

Сэм уже совсем скрылся под водой. И больше не машет руками. Просто повис, глаза у него распахнуты, над головой сквозь толщу воды мелькает и серебрится далекий солнечный свет... «Выглядели ли мы так же», думает Стайлз, и ощущает, как кольцо вокруг его сердца сжимается, «такими же удивленными?»

В этот раз Сэм точно утонет, и плевать ему, что такого не может быть. Если чего и не может быть, так крепкой руки, которая обхватывает его запястье и вытягивает на поверхность.

Раз за разом.

- Ты чувствуешь ее? – вдруг спрашивает его Скотт.

«Кого?» собирается было спросить Стайлз, но тут же понимает, что ответ может быть только один. Ее.

Темноту.

- Раз в день, каждый день, целый день, - отвечает он чистую правду.

Скотт шарит рукой по дивану, вытаскивает пульт у себя из-под задницы и решительно выключает телевизор, погружая дом в тишину и живую, пахнущую домом темень. На кухне мигают цифры на микроволновке. Сквозь жалюзи видно уличный фонарь. Редкие машины обливают потолок отблесками фар.

В пульсирующей тишине Стайлз пристально слушает дыхание оборотня у себя за спиной ровно три секунды, пока телефон Скотта вдруг не начинает визжать дурным голосом. Он собственноручно поменял его звонок на вопль Лидии, и когда-то – сто лет назад – это казалось ему охрененно остроумным.

- Не отвечай, - говорит Стайлз, и продолжает прежде, чем Скотт успеет впихнуть между его излияниями свое растерянное «Но вдруг...». – Скотт, я тебе сейчас скажу одну вещь. Послушай меня внимательно. Мне похуй, кто это. Не отвечай. Даже если это Эллисон. Даже если это Айзек. Даже если он попал в капкан и собирается отгрызть себе ногу, чтобы освободиться. Даже если это Дерек. Вернулся в город и привел на хвосте целый, блядь, батальон альф. Ебаные тысячи. Мне похуй, что у кого опять случилось, Скотт. У тебя случаюсь я. Сильно случаюсь. Прямо сейчас.

Внезапно он ощущает, как Скотт придвигается ближе, пропихивает руку ему под локоть и крепко обнимает поперек груди.

- Я здесь, - невпопад говорит он ему в макушку, и по его голосу Стайлз каким-то сверхъестественным, развитым за бесконечные годы дружбы чутьем понимает, что Скотт даже не думал отвечать.

Даже не думал.

И этого достаточно: его прорывает, откупоривает, он крепко обхватывает чужую руку, прижимает сильнее и говорит. Мало что получается у него так же круто, как болтать без умолку, но сегодня, здесь и сейчас, он прямо таки выходит на новый уровень. Ему не мешают ни бесконтрольно катящиеся по щекам слезы, ни собственные всхлипы, которые сбивают дыхание, ни тот несомненно немаловажный и достойный всяческого внимания факт, что в какой-то момент Скотт, прижимая его к себе совсем уж крепко, начинает коротко целовать его плечо и немножко шею. Ничто ему не мешает - Стайлз рассказывает, как же его задолбали все эти сверхъестественные штучки; ебанутые злобные альфы, жаждущие крови просто из принципа; ебанутые придурки вроде Джексона, лезущие, куда не просят, а потом не могущие справиться с последствиями; ебанутые оборотни с застарелыми психозами; ебанутые друиды; ебанутые охотники; ебанутые трупы; ебанутые пожары; жертвы; бессонница; кровь; темнота...

Скотт не одергивает его и не просит заткнуться, даже когда Стайлз переходит на личности и бессовестный рев. Он слишком долго и слишком хорошо его знает, решает Стайлз, хотя вполне возможно, что Скотт раскусил его характер еще когда им было по четыре и они вместе возились в песочнице, а он и не заметил. Так или иначе, Скотт просто держит его, обнимает, как Джек Доусон – доску, как будто кроме его в мире не осталось ничего, способного сбалансировать его, заземлить, спасти от темноты, ухватить за руку и втащить обратно. Стайлз думает, что если бы он был каким-нибудь блохастым чудищем, которое хлебом не корми, дай только поноситься по лесу под луной и поточить когти о сосну, его якорем было бы именно это.

- У тебя все еще есть я, - говорит ему Скотт, когда он, успокаиваясь, бормочет последние, никому конкретно не адресованные маты.

Стайлз замирает и в удивлении приподнимает брови, потому что обычно Скотту чужда всякая символика, ему даже цитаты из Звездных Воин никогда не удается использовать к месту, куда уж ему до такого.

- Ты у меня и раньше был, - на всякий случай пробует он.

И тут случается чудо, которому умение отращивать клыки и менять цвет глаз по желанию и в подметки не годится:

- Да, но у тебя до сих пор есть я, - говорит его лучший друг ему на ухо, и Стайлз ничего не может с собой поделать: он хихикает, слегка истерически, разворачивается к Скотту лицом под приятной тяжестью его руки, и пихает его под ребра:

- Ну и где твой хренов Мордор, хренов мистер Фродо? Долго мне еще таскаться за тобой и сражаться со всяким дерьмом?

Скотт пихается в ответ и щекочет ему ребра. Стайлз негодующе визжит, совсем как девица, и принимается лягаться – совсем как жеребенок. Пульт от телевизора падает на пол и из него вываливаются батарейки.

Прокрадывающийся домой под утро Айзек спотыкается о разбросанные по полу кеды и набрасывает на клубок из рук и ног на диване плед с кисточками, совершенно не придавая этому значения.

Скотт

После этой ночи что-то меняется. То есть, поправляет себя Скотт, не меняется, а прибавляется, оставляя исходные данные неизменными. Подходящее слово вертится у него на языке, он то и дело чувствует, что вот-вот прикусит его передними зубами, но слово каждый раз успевает вывернуться, и он махает на него рукой.

В школе Стайлз ведет себя как обычно. С разбегу запрыгивает ему на спину, и Скотт послушно везет его по коридору, поддерживая под коленки. Стилински болтает о чем попало и тягает его за волосы, заставляя поворачивать тука, куда ему нужно, пока Скотт, наконец, не сгружает его за парту. Стайлз не желает отцепляться, они валят стул и долгое время барахтаются на полу, чертыхаясь и хохоча. Лидия возводит очи к потолку. Айзек кидается в них мятыми бумажками.

Все как обычно, вот только иногда Стайлз вдруг вперивается в пространство невидящим, остекленевшим взглядом. Скотт прекрасно его понимает: не раз и не два он сам выныривает из глубокого оцепенения, которое настигает его в самые неподходящие моменты, только когда кто-нибудь встряхивает его за плечо.

В доме шерифа, куда Скотт сбегает от тоскливых взглядов Айзека, адресованных молчащему мобильнику, все тоже по-прежнему. Втроем они ужинают удавшейся на славу лазаньей и яичным салатом с тунцом, а потом смотрят передачу про бобров и плотины по нэйшенл джиографик. На каждое слово диктора приходятся два слова Стайлза, внезапно обнаружившего в себе безграничную любовь к бобрам, и Скотт, растекаясь по дивану, готов поклясться, что ему снова четырнадцать, пока Джон, явно смущаясь, не просит его продемонстрировать когти. Стайлз тут же пристраивается рядом, гордо выпрямившись и лучась самодовольством, будто прекрасные когти его друга, послушно втягивающиеся по первому требованью – всецело его заслуга. Что, впрочем, недалеко от правды во множестве смыслов.

Все остается прежним, думает Скотт, кроме всяких мелочей вроде черных тисков вокруг его сердца и того факта, что Стайлз повадился лазить к нему в окно по ночам.

* * *

В первый раз это происходит спустя неделю после спонтанных объятий и короткого, но на самом деле крайне серьезного разговора на диване в гостиной семейства МакКолл. Скотт лежит в кровати, подмяв под себя подушку, и читает Джека Лондона. Не потому, что задали в школе, а потому, что впервые в жизни к нему подошел друг, протянул видавший виды томик и сказал: «Держи, Скотт. Мне кажется, тебе понравится. Мне понравилось. Нам понравилось».

Он читает «Белый Клык», потому что получил его от спящего в соседней комнате Айзека, который получил его от Дерека, который получил его от Питера.

Он слышит возню в зарослях можжевельника под окном и узнает Стайлза задолго до того, как тот влезает на подоконник, кидает в комнату свои кеды и с грацией новорожденного теленка вваливается следом за ними.

Быстро избавившись от пахнущей росой толстовки, он залезает к Скотту под одеяло и устраивается у него под боком.

- Привет, - говорит Стайлз, как будто они только что встретились на школьной парковке или в супермаркете.

- Сам привет, - говорит Скотт, и с изумлением понимает, что все обстоит именно так. После всего, через что им пришлось пройти за последний год, замерзший Стайлз в его постели вызывает удивления не больше, чем Стайлз обыкновенный, которого можно встретить в коридоре у шкафчиков или на кромке поля для лакросса, где он, король скамьи запасных, разгуливает, закинув стик на плечо.

Он ворочается рядом, извиваясь и извлекая из-под себя самые разные предметы, вроде телефона Скотта или правого носка Скотта. Не глядя, нащупывает на тумбочке проводок и подключает чужой телефон к зарядке.

Этот простой жест, настолько машинальный и неосознанный, заставляет Скотта приоткрыть рот. Он чувствует, как тьма отступает, и тиски вокруг его сердца разжимаются. Не совсем, но достаточно для того, чтобы дышать стало немного легче. Намного слаще.

* * *

Стайлз никогда не остается у него ночевать – эта традиция увяла сама собой много лет назад по неизвестным причинам, а может, и вовсе без причин. Стайлз и теперь не остается – он уходит, чтобы вернуться ночью и влезть через окно. Может, так он чувствует себя Бэтменом, думает Скотт, и, честно говоря, ему все равно – главное, что почти каждую ночь его будит рука, перекинутая через его живот, или тихий, утомленный вздох в ухо – как будто Стайлз долго-долго шел, и, наконец, пришел. В ночи, когда Стайлз не появляется, Скотт с трудом подавляет желание отправиться на поиски. Он понимает, что, скорее всего, Стайлз просто колесит по городу в патрульной машине вместе с отцом, или вертится у Дитона на пару с Лидией, или штудирует внушающие недоумение оккультные форумы, или – вероятнее всего - отрубился на диване в гостиной, но ничего не может с собой поделать: с каждым разом порыв все труднее не замечать. Он представляет, как залезает к Стайлзу в комнату, ныряет к нему в кровать, подминает под себя теплое, разморенное сном, пахнущее домом и стаей тело. Мысль вызывает неосознанную улыбку и недвусмысленное, совершенно однозначное тепло внизу живота, которое он привычно игнорирует.

В те ночи, когда Стайлз здесь, они спят меньше, чем обычно. Иногда они ведут Серьезные Разговоры, лежа лицом к лицу в полоске лунного света, льющегося из окна. Должен ли он принять Айзека, как свою бету? Правильно ли это? Вернется ли в Бикон Хиллс Дерек Хейл? Может ли Скотт обратить отца Стайлза, если тому побудет грозить смерть, и укус будет единственным, что в состоянии его спасти?

Может ли Скотт обратить Стайлза?

* * *

- Здорово, педики, - говорит Джексон и отпивает кофе из коричневого стаканчика с незнакомым логотипом. Волосы у него отрасли, он кажется взрослее и спокойнее, но привычная паскудная ухмылочка никуда не делась.

Скотт чувствует, как Стайлз наваливается на него сзади и перегибается через плечо, чтобы показать камере язык, а затем, повинуясь сиюминутному порыву, тем же самым языком лижет Скотта в ухо.

Джексон в окошке скайпа талантливо имитирует, как его тошнит на пол.

После десяти минут замаскированных под беседу взаимных оскорблений, доставляющих обеим сторонам массу удовольствия, «Американский оборотень в Лондоне», сцедив достаточное количество яда, откидывается на спинку стула и спрашивает, что новенького в городе.

- У Дэнни есть парень, - тут же злорадно сообщает Стайлз. Второго стула в комнате нет, и Стилински без зазрения совести висит на Скотте. – И у Лидии есть парень. Ты знаешь, если хорошенько присмотреться, они даже чем-то похожи.

- Об этом я и сам знаю, - морщится Уиттмор и снова прихлебывает из стакана. – Я спрашивал МакКолла.

Скотт пожимает плечами и мигает. Его глаза вспыхивают двумя ярко-красными радужками, и они с нескрываемым удовольствием наблюдают, как Джексон шарахается от монитора и проливает остатки кофе себе на свитер.

- Святое дерьмо. Дожили, - бормочет Уиттмор. – Пиздец. Что дальше? Посадим дауна в Белый Дом? Ладно, - он встает из-за стола, - на самом деле, я не от большой любви с тобой связался, МакКолл. Кое-кто хочет с тобой поговорить.

Уиттмор выпадает из узкого кружка обзора камеры, и Скотт обменивается со Стайлзом одинаково недоуменными взглядами – у него отродясь не было знакомых в Лондоне, кто, черт возьми, может хотеть с ними поговорить?

Когда он снова переводит взгляд на экран, на месте Джексона сидит Дерек Хейл. На заднем плане материализуется стройная фигурка Коры, и теперь очередь Скотта ронять челюсть.

- Что? Что? Какого... Что?

Стайлз за его плечом выражает полное согласие с его мнением и невнятно мычит.

- Решил проверить, все ли в порядке, - говорит Хейл, которому явно нравится созерцать их охреневшие физиономии.

- Здорово, Стайлз, - вклинивается Кора.

- Мне надо выпить, - говорит Стайлз и плавно оседает на подлокотник. Скотт обхватывает его за талию, не отдавая себе в этом отчета.

- Дерек... Господи, блядь, Иисусе... Ты в Лондоне?

- Нет. Я в дерьме. И ты, кстати, тоже. Айзек у тебя?

Скотт не успевает ответить – дверь в его комнату рывком распахивается и громко ударяется о стену. Айзек – в одних пижамных штанах, лохматый больше обычного и с подушечными следами на щеке – врывается в комнату и в мгновение ока оказывается рядом с ноутбуком. Его слегка заносит на повороте, он сбивает ковер на полу в гармошку, но Скотт не обращает внимания – он готов поклясться, что только что видел, как Дерек Хейл улыбнулся.

Если только это не было игрой света.

Он отталкивается свободной ногой и вместе со Стайлзом откатывается к стене, уступая Айзеку место. Лэйхи, который проснулся, услышав из соседней комнаты голос своего опекуна, смотрит на Дерека квадратными глазами.

- Тако Белл? – предлагает Стайлз, когда они, все еще ни черта не понимая, спускаются на первый этаж, чтобы предоставить Айзеку возможность пообщаться с Хейлом наедине. Оставаться в комнате, когда Лэйхи, наплевав на их присутствие, пялится в монитор влажными глазами, повторяя: «Где ты? Когда ты вернешься? Ты вернешься?», обоим кажется неуместным.

Скотт согласно кидает в него ключами от джипа.

* * *

Двадцать минут спустя, комкая в руке бумажный пакет из-под средней паршивости буррито, Скотт открывает дверь в дом и тут же спотыкается об огромную черную сумку, которая валяется у двери.

- Извини, - говорит Айзек, ссыпаясь по лестнице со второго этажа. Одетый в здоровенный черный свитер, который велик даже ему, он падает на колени рядом с сумкой и с неизвестной целью начинает перевязывать ее бечевкой.

- Кемпинг? – невинно интересуется Стайлз, входя следом.

- Дерек, - отвечает Айзек так, будто это все объясняет.

- В смысле, «Дерек»? – Скотт присаживается на корточки и стягивает края плотно утрамбованной сумки, помогая Айзеку застегнуть молнию. – Дерек в Лондоне. Объясни нормально, куда ты собрался?

- Дерек не в Лондоне, а в Неваде. И скоро будет здесь.

- Айзек, - осторожно вклинивается Стилински, - мы только видели его у Джексона. Ты забыл? Понятия не имею, кстати, какого черта Хейлы решили нанести ему визит и чего у этих троих вообще может быть общего, кроме человеконенавистнических жизненных принципов, но...

Покончив с сумкой, Айзек выпрямляется и забрасывает ее на плечо.

- Дерек и Кора в Неваде, вместе с Джексоном. Он говорил с нами из мотеля неподалеку от границы штата, и будет в Бикон Хиллз завтра вечером, самое позднее – к полуночи. Ты помнишь железнодорожное депо в южной части города, недалеко от кладбища?

Скотт ошарашено кивает.

- Будь там завтра после заката.

- Чт... Черт тебя дери, Айзек, прекрати темнить! Почему Дерек возвращается? Куда ты идешь? Какого хрена, черт возьми, опять творится?

- Питер, - объясняет Айзек перед тем, как выскользнуть за дверь, и кричит уже с веранды: - Питер. Питер творится!

* * *

Два дня и бесчисленное количество утраченных нервных клеток спустя, Скотт МакКолл обнаруживает себя в собственном доме в компании людей, присутствие которых в одном помещении еще несколько месяцев назад приравнивалось им к научной фантастике.

- Это будет самая тупая стая на свете, - разоряется Стайлз, пока они совершенно синхронно убирают со стола. Меллиса, шериф, Дерек Хейл, Айзек и, Господи прости, Крис с Эллисон перебрались в гостиную, захватив с собой чашки с кофе, и Скотт уже слышит, как Арджент демонстрирует отцу Стайлза разрывные патроны, начиненные первоклассным аконитом. Он прекрасно понимает Айзека, который взвивается со своего места рядом с Меллисой и поспешно пересаживается на подоконник. – Альфа, которого хочет грохнуть полоумный зомби, который сам его и обратил. И два Хейла. И баньши. И охотница из семейства Арджент, мисс с весьма своеобразными морально-этическими принципами. Обязательно нужно сделать так, чтобы у Джексона снова вырос хвост. Без ебанутой ящерицы-убийцы этот пиздец не будет полным, как считаешь?

Он пихает Скотта локтем, когда они сталкиваются у раковины, и Скотт хочет спросить, с каких это пор Стайлз лучше него знает, в каком ящике у них лежат пластиковые контейнеры, в которые складывают остатки ужина, и куда следует убрать неиспользованные бумажные салфетки. Всегда ли так было, думает он, и если да, то почему он никогда не придавал этому значения.

- И Хранитель, сидящий на аддерале, - добавляет он вместо этого.

Стайлз прищуривается на него.

- Чего? – принимает защитную стойку Скотт. – Только не говори мне, что для тебя это новость.

- Я думал, твоим Хранителем будет Дитон.

- Я думал, у тебя мозги на месте.

- Я думал, твой шеф – мудрый засранец, достойный всяческого доверия.

- Это так.

- И умеет классно раскидывать рябиновый пепел симметричным кругом.

- Да.

- И что, учитывая тот жизненный факт, что Питер, которому снова сорвало крышу, рыщет по городу в поисках удобного случая вырвать тебе глотку, тебе стоит выбрать Хранителем именно его.

Скотт вешает посудное полотенце на дверцу кухонного шкафчика и пристально смотрит на Стайлза. Стайлз пристально смотрит в раковину, на свои руки, сжимающие сочащуюся мыльной пеной губку.

- Я хочу, чтобы ты был моим Хранителем. Засранец.

- Чувак, я очень польщен, честное слово, но, думаю, тебе стоит знать, что если я стану твоим Хранителем, ты загнешься просто фантастически быстро, потому что я, блядь, ничего не умею. Я не Дитон. Я даже не все разновидности аконита выучил. Не умею круто разбрасывать пепел в кружок. Последний раз, когда я пытался, все высыпалось мне на голову и ты потом полдня от меня шарахался. Я только и знаю, что ворошить Интернет, копаться в бестиарии, я ни на что, кроме этого...

Скотт осторожно делает шаг вперед, становясь вплотную.

- Останешься сегодня? Обсудим.

Стайлз роняет губку и вскидывает на него глаза, и Скотт запоздало осознает, что они никогда еще не упоминали его ночные визиты вслух.

- Пожалуйста, - добавляет он на всякий случай, берется пальцем за краешек кармана на его джинсах и осторожно тянет на себя. Стайлз быстро облизывает губы.

Внезапно из гостиной доносится звон бьющейся посуды, утробное рычание Дерека и несколько непечатных выражений в исполнении Кристофера Арджента.

- Блядь. – Стайлз отступает, вытирает руки полотенцем и подталкивает Скотта в спину в сторону гостиной. – Твоя ебанутая стая сейчас друг друга перебьет. Тебе явно нужно лучше их воспитывать, иначе кто поможет тебе справиться с Питером? Точно, чувак, воспитай Дерека. Как ты относишься к учебной методике, включающей в себя тиранию и поломанные конечности?

* * *

На территории Бикон Хиллз находится один альфа – Скотт до сих пор с опаской и недоверием примеряет на себя эту роль - четыре беты и двое омег. «И один морально неуравновешенный зомби из ада», добавил бы Стайлз, будь он здесь, но его здесь нет. Скотт выбрасывает руку на свободную сторону постели, проводит ладонью по прохладным простыням и пытается вспомнить, на каком этапе своего жизненного пути он стал осознанно ложиться с краю, а не посередине, оставляя место рядом с собой для парня, без которого с момента их встречи не прожил ни дня.

Он сосредотачивается и чувствует, как от его существа тянутся невидимые, тоненькие, словно летящая паутинка, но удивительно прочные нити. Он чувствует своих бет – оба Хейла и Айзек находятся в заповеднике, носятся по лесу, шалея от запаха хвои и прелых листьев. До близнецов дотянуться труднее – Эйдан сопротивляется контакту и решительно пресекает все робкие попытки брата ответить на позыв. Дотянуться до Питера он не пробует.

Дерек считает, что Питер покинет территорию Бикон Хиллз. Что он обратится за помощью к клану Блэков - семейству такому же многочисленному, каким когда-то были Хейлы, скрупулезно ведущему свою родословную из тьмы веков и разделяющему мнение Питера насчет того, что пока на свете существует хоть один оборотень, гнущий хребет под тяжестью фамилии Хейл – в окрестностях заповедника не бывать другому альфе. Кора думает, что он приберет к рукам близнецов. Растерянные, утратившие способность к комбинированию омеги пойдут за ним по первому зову так послушно, как никогда не пойдут за Скоттом. Стайлз думает, что Питера следует разрубить пополам, нашпиговать аконитом, сшить обратно и высадить над его могилой рябиновый бор, о чем любит рассуждать вслух при каждом удобном случае – долго, со вкусом и в мельчайших подробностях.

Во время таких разговоров - происходят они обычно в заброшенном железнодорожном депо и включают в себя гораздо больше ругани и взаимных оскорблений, чем цензурной лексики - Скотт часто теряется. Он никогда не хотел быть вожаком, никогда к этому не стремился, а теперь кто-то хочет убить его, чтобы отобрать то, что было даровано ему природой помимо его воли.

Скотт переворачивается на бок, подтягивает колени к груди и укрывается одеялом с головой. На часах третий час ночи и Стайлз уже не придет. Пора бы ему смириться с этим. Он больше никогда не придет, понимает Скотт, потому что он испугал его, потому что он хочет взвалить на его плечи половину своей собственной тяжкой ноши, даже не учитывая мнения Стайлза. Не допуская ни малейшего шанса, что тот может не захотеть, отказаться – отказаться становиться Хранителем в волчьей стае, отказаться навечно связывать свою хрупкую, человеческую жизнь с ее вожаком.

Отказаться влезать к нему под одеяло посреди ночи.

В можжевельнике под окном не происходит никакого движения, как бы он ни прислушивался. Скотт выпрастывает из-под одеяла палец и тычет в экран мобильника. Два двадцать, а сна ни в одном глазу. Если он не уснет в самое ближайшее время, придется признаться самому себе, что необходимость засыпать без теплого, успокаивающего тепла Стайлза под боком отныне кажется ему наихудшим из зол.

Он проклинает себя и трет усталые глаза, когда внизу внезапно скрипит входная дверь.

Все возможные ужасы – от загадочного семейства Блэков под предводительством Питера через слетевших с катушек близнецов до очередного друида с навязчивой идеей избирательного геноцида – в мгновение ока проносятся перед его мысленным взором, пока он, сосредоточившись, не узнает знакомый ритм дыхания и крадущиеся шаги на лестнице.

Стайлз проникает в комнату с выражением крайнего самодовольства на лице, которое, впрочем, тут же слетает напрочь, когда Скотт взвивается с кровати и прижимает его сначала к себе, а потом к двери. Он с упоением вдыхает знакомый, нужный запах, который прячется от него у Стайлза на шее.

- У тебя царапина на носу, - сообщает Скотт дюжину глубоких вдохов спустя, обхватывая его затылок ладонью и заставляя ткнуться лбом в свой лоб.

- Завидно? – шепчет Стайлз.

- Ага.

- У тебя царапин больше никогда не будет. Никогда в жизни. Вот какие дела.

- Я думал об этом, - признается Скотт, отпуская его лишь для того, чтобы позволить Стайлзу стянуть куртку. Тот подталкивает его к кровати и забирается под одеяло следом за ним. – О том, что у меня никогда не будет царапин. Или там ссадин, или фингала под глазом.

- Или засоса, - поддакивает Стайлз, обнимая его за шею. Руки у него ледяные, и ноги тоже.

- Или засоса, - соглашается Скотт.

- Или царапин на спине.

- Или цара... А?

- Так уж и быть, когда закончится вся эта чехарда с очередным психозом Питера, я покопаюсь в библиотеке Дитона и найду что-нибудь про контроль над регенерацией. Как твой Хранитель я должен заботиться о благополучии стаи, потакать капризам альфы, то есть твоим, засранец, да и, кроме того...

Скотт предсказуемо перестает слушать на словах «твой Хранитель».

- А как же твои проблемы с рябиновым кружком? – спрашивает он, обнимая Стайлза за талию и подтягивая к себе.

- Мои проблемы с рябиновым кружком ничто по сравнению с проблемами, в которые ты вляпаешься, если я хоть на пять минут оставлю тебя без присмотра.

У парня по имени Скотт МакКолл всегда есть план. Не всегда безукоризненный, редко образцовый. Он прямо таки славится своими планами на весь белый свет, и, конечно, есть у него такой и сейчас. Не важно, как сильно ему этого хочется, думает Скотт, не важно, насколько близко лицо Стайлза к его собственному, не важно, насколько призывно блестят в полутьме его глаза и насколько недвусмысленно его лучший друг лезет ладонями ему под футболку – он не станет его целовать. Не сейчас. Пока еще нет. Всему свое время, и хотя им обоим этого хочется, хотя им обоим это нужно, иногда лучше немного подождать, растянуть удовольствие, сконцентрировать в себе абсолютную уверенность перед тем, как сделать такой решительный шаг, после которого все будет иначе – нет, поправляет он сам себя, не иначе, так же, просто на один уровень выше.

* * *

Хотите разрушить полностью идеальный план – доверьтесь Стайлзу Стилински.

* * *

Осторожный и мягкий поцелуй, вызывающий головокружение, длится и длится, пока на смену ему не приходят короткие стоны Стайлза, сбивчивое дыхание Скотта и их общие инстинктивные движения бедер. У Скотта плывет перед глазами, ему кажется, что он сейчас утонет, утонет или взорвется, пока Стайлз с присущей ему бесцеремонностью не запускает руку ему в пижамные штаны.

- Твою мать, - шипит Скотт и целует его так отчаянно, как только может, и Стайлз неумело, но зато с большим энтузиазмом целуется в ответ, дрожащими руками поспешно оттягивая вниз собственные боксеры.

Скотт ощущает, как в груди щекотно вибрирует зарождающийся рык.

- Никаких волчьих штучек, - тяжело дыша, шепчет Стайлз ему на ухо, быстрее двигая рукой. – Цапнешь меня – и я никогда в жизни не позволю тебе... Ох, блядь...

- Чего не позволишь? – задыхается Скотт, толкаясь ему в кулак.

- Оттрахать меня.

Видимо, в какой-то альтернативной вселенной эта фраза призвана охладить его пыл, заземлить его, призвать к порядку.

Во вселенной действующей, Скотт теряет последние остатки разума.

* * *

Ведомый запахом подгорающего бекона и желанием немедленно сделать что-нибудь огромное, что-нибудь невероятной значимости, что-нибудь хотя бы наполовину такое же прекрасное, как мирно посапывающий в его постели Стайлз – ощущение, будто все в мире ему по плечу, прямо таки распирает его изнутри – Скотт спускается вниз и застает маму у плиты в кухне.

- О, здравствуй, - она улыбается ему и убирает сковороду с огня. На столе красуется запотевшим боком кувшин апельсинового сока, исходит паром яичница.

Скотт похищает ломтик бекона, запихивает в рот и чудом не давится, когда Меллиса, наставив на него деревянную лопаточку, как ни в чем не бывало говорит:

- Может, поднимешься и разбудишь Стайлза? Хотя, ладно, знаешь, я могу просто оставить немного вот тут, и, если прикрыть крышкой, все будет в порядке. Просто разогреешь вот это, и...

Он смотрит на нее во все глаза. Меллиса перехватывает его взгляд и смело смотрит в ответ, ее смущение выдают только два ярких пятна румянца на высоких скулах. Скотт запоздало соображает, что мама, с ее чутким сном вечно готовой к внеплановому авралу медсестры, конечно, заметила, что таинственному ночному гостю ее сына, разбросавшему свои кеды прямо посреди лестницы, почему-то не понадобилось запасное одеяло, хранящееся в ее комнате.

Ему не понадобилась даже запасная подушка.

- Я, пожалуй, пойду, - говорит Меллиса и поправляет хвостик на затылке. – Сегодня средняя смена, зато часов немного, я, пожалуй, даже буду дома к...

Скотт стремительно шагает к ней и молча целует в щеку.

Всю дорогу до госпиталя Меллиса МакКолл снова и снова вспоминает, как смотрел на нее этим утром ее единственный сын: с бесконечным обожанием, так, словно никогда не видел человека прекраснее. Она бесконтрольно улыбается, словно дурочка, а когда на светофоре рядом с ней тормозит патрульная машина Джона и он опускает стекло, чтобы поприветствовать ее – внезапно разражается счастливым смехом и искренне желает ему доброго утра.

@темы: фик, Стайлз Стилински, Дерек Хейл, Скотт МакКолл, Джексон Уиттмор, Айзек Лейхи, R, романс

---

* * *

[Уйка]

Подгребаю старье потихоньку.

Название: Через сумрак столб белеет
Персонажи/Пейринг: Скотт/Стайлз, Айзек, Дерек, Лидия, Лиам.
Рейтинг: R
Жанр: романс
Саммари: этим рождественским вечером должно случиться нечто важное и Скотту нужно немедленно найти Стайлза, чтобы удостовериться, что он все еще хочет в этом участвовать.
Предупреждения: автор живет в своем собственном мире.
Размер: 5,609 слов

* * *

08:03

Скотт понимает, что все очень, очень плохо, когда просыпается в одиночестве.

Подумать только – а ведь он решил было, что просыпаться в одиночестве теперь не будет больше никогда.

Тишина никогда не бывает полной. Раньше Скотт считал, что бывает, но раньше Скотт считал, что единственный оборотень, о котором ему суждено узнать, это профессор Ремус Люпин, что преподает в Хогвартсе Защиту от Темных Искусств, и что аконит – имя одного из супергероев студии Марвел, которых так обожает Стайлз. Вроде Железного Человека или Халка. Или, возможно, что-то из коллекции чешуекрылых Найджела Коула.

На кухне тикают часы, гудит холодильник. Периодически капает из плохо завернутого крана. Снаружи, на улице, под ногами прохожих похрустывает выпавший за ночь снег, и за два дома от них кто-то прогревает машину. Однако сердцебиение в комнате только одно – его собственное, и от этого тишина автоматически превращается в звенящую и давящую на уши, мерзкую, отвратительную стерву.

Стайлз не побрел, спросонья спотыкаясь и не вписываясь в повороты, в ванную, чтобы отлить. Не курит в окно, по привычке высунувшись наружу по пояс. Стайлза тут нет, причем довольно давно.

Стайлз ушел.

Скотт высовывает руку из-под одеяла и подтягивает к себе подушку. Подгребает ее под себя, словно любимого плюшевого медвежонка, обнимает всеми конечностями. Один уголок торчит прямо рядом с его носом, Скотт прикусывает его и некоторое время уговаривает себя не реветь, однако его мотивационные речевки никогда не действовали ни на кого, кроме Лиама, на которого, если говорить откровенно, действует даже слишком громкий чих.

Когда ему надоедает распускать сопли, он выбирается из груды одеял на постели и плетется в ванную. По пути запинается о собственный ботинок. Его одежда разбросана по комнате в таком радиусе, будто кто-то швырял ее куда попало с остервенением, испытывая к ней прямо-таки личную неприязнь. Скотт вяло улыбается – пока это единственное доказательство, что вчерашняя ночь ему не приснилась.

Упругие горячие струи воды приводят его в чувство, и, наскоро вытерев голову, Скотт одевается и бредет вниз. На кухне он долгое время ест кукурузные хлопья в виде маленьких разноцветных крестиков и ноликов прямо из коробки, сидя на кухонной стойке между раковиной и микроволновкой, и разглядывает собственный телефон. Кроме сообщения от мамы, которая желает знать, не против ли он, если она не станет сопровождать его сегодня вечером, а прибудет на место вместе с Джоном и Натали, его поджидает несколько извещений от Киры. Та отметила его на парочке фотографий с вечеринки прошлой ночью, ни на одной из которых он не обнаруживает ничего, что можно принять за подсказку. С волос капает, и Скотт мотает головой, словно пес. Раковина, микроволновка, кухонные шкафчики и чистая посуда в сушилке тут же покрываются мелкими холодными капельками.

Медленно, очень медленно, он начинает осознавать масштабы катастрофы.

После предрождественской вечеринки, которую закатила Кира, он провел незабываемую, абсолютно сумасшедшую, самую лучшую ночь в мире со своим лучшим другом... который, черт его раздери, смотался в неизвестном направлении сразу после того, как дождался, пока Скотт уснет.

08:39

Вчера утром снега было – кот наплакал, а теперь на заднем дворе высятся мягкие, искристые сугробы. Скотт смотрит на них, слушая длинные гудки в трубке. Стайлз не отвечает, и Скотт пробует еще раз, но на третьем звонке его второй попытки Стилински отключает телефон, и Скотт оказывается перед простейшим выбором – общаться с его автоответчиком, или запустить телефоном в стену.

Скотт не делает ни того, ни другого: положив телефон на подоконник, он долгое время смотрит в окно на нарядную, чистенькую белизну. На пахучие еловые лапы, которыми мама украсила перила веранды, столбики у забора и даже почтовый ящик. На дом соседей, во дворе у которых поселился здоровенный надувной Санта и целая оленья упряжка во главе с Рудольфом. Смотрит, но не видит: вместо этого перед внутренним взором возникают отрывки из прошлой ночи. Шумная и многолюдная вечеринка у Киры; сугробы, в которые они со Стайлзом падали по дороге домой, спотыкаясь и пьяно хохоча; теплые и мягкие губы, размыкающие его собственные в темной прихожей секунду спустя после того, как за ними захлопнулась дверь; горячий язык, который он с готовностью встречает своим; стоны, больше похожие на скулеж, и дрожащие пальцы Стайлза, сражающиеся с его ремнем с таким остервенением, будто между ними существует многовековая вражда, уходящая своими корнями глубоко в историю.

Путь до спальни он не запомнил – вроде бы, они пытались заткнуть друг другу рты поцелуями, чтобы не разбудить Мелиссу, вроде бы, периодически придушенно хихикали, вроде бы, он упал в фикус – зато все, что произошло после того, как он завалил Стайлза на кровать и смешки закончились, стоит перед глазами с обезоруживающей отчетливостью.

- Блядь, - с чувством говорит Скотт в окно.

Какого черта он сбежал? Неужели он передумал? Неужели все, что они шептали вчера друг другу в этом горячем, влажном, восторженном бреду не имело для него никакого значения? Скотт поверит в это, только если услышит от Стайлза. Да и тогда, скорее всего, не поверит.

Какого хрена этот козел лишил Скотта возможности разбудить его поцелуями? Скотт с таким наслаждением думал об этом, засыпая!

Все очень, очень плохо. Все будет очень, очень плохо, пока он не найдет Стайлза и не оторвет ему башку.

08:51

Первым делом Скотт звонит Айзеку, потому что, несмотря на то, что именно Лэйхи буянил вчера энергичнее прочих, каким-то образом он все же умудрился произвести на Скотта впечатление человека, не чуждого чувству ответственности в отношении собственной печени.

Впечатление оказывается ошибочным. Айзек принимает вызов тогда, когда Скотт уже готов бросить трубку. На другом конце линии что-то шебуршит, кряхтит и ворочается. Затем слышится глухой удар и звук, отчетливо напоминающий хныканье.

- Айзек? – осторожно спрашивает Скотт.

- Н-н-н-н-н, - отвечает Айзек. – Святой боженька, где это я?

Скотт запоздало бросает взгляд на часы. Часовая стрелка подбирается к девяти. Если бы не чрезвычайные обстоятельства, ему определенно стало бы стыдно.

- С тобой все в порядке?

Айзек еще немного шебуршит и мычит что-то невнятное.

- Я хочу пить, - наконец отвечает он. – И умереть.

- Послушай, извини, что разбудил тебя, приятель. Нужно было позвонить Дереку.

- ДЕРЕК!! – оглушительно орет Айзек, тут же ойкает и снова принимается хныкать, как будто навредил сам себе этим диким ревом. Скотт живо представляет себе, как Лэйхи, бледный и растрепанный, держится за голову.

Наконец трубку берет Хейл.

- Этот придурок умудрился уснуть под диваном. – Несмотря на то, что Дерек пытается напустить в голос недовольства, Скотт чувствует, что он готов улыбнуться. – Голова под диваном, а ноги под кофейным столиком. Брейден об него споткнулась.

- Сфотографируй его.

Дерек издает звук – нечто среднее между хмыканьем и фырканьем – который заменяет ему одобрительные возгласы и любые выражения согласия. Скотт слышит, как щелкает камера на телефоне.

- Ты разговаривал со Стайлзом сегодня утром? – переходит он к делу.

- Если это можно так назвать. Он здесь был, заходил за ключами. Сломал мою кофеварку и некоторое количество посуды.

- О, черт. О, гребаный дьявол. Могу я приехать?

- Как раз хотел это предложить.

- Отлично. Буду у тебя через тринадцать минут. Открой мне ворота.

- Захвати пожрать, - требует Дерек.

- Захвати пистолет, - требует Айзек из-под дивана.

09:12

На улице гололед, так что он отказывается от идеи нестись через полгорода на мотоцикле, и выводит из гаража видавший виды седан Мелиссы. Мотор барахлит, под капотом постукивает, в правом верхнем углу лобового стекла обосновалась небольшая паутинка из трещин. Скотт чертыхается и обещает себе, что обязательно разберется с этим до того, как вернется обратно в колледж. Разберется, несмотря на то, что ни черта не понимает в машинах. Он что-нибудь придумает. Что-нибудь сделает.

Добравшись до центра, Скотт тормозит рядом с окном быстрого обслуживанья одного из многочисленных аналогов Макдональдса и заказывает четыре кофе и столько же чизбургеров с добавками в виде картофеля фри и луковых колечек. Долго ждать ему не приходится: закусочная пустует, также, как и дороги. Совсем скоро жители начнут выползать из домов, чтобы сделать последние приготовления к празднику – докупить продуктов, запастись шампанским, раздобыть подарки для родственников, решивших нагрянуть в последнюю минуту – но пока они сидят в тепле, завтракают и пьют кофе, и он оказывается первым и единственным на всех светофорах.

Скотт с удовольствием едет через просыпающийся город, разглядывая с детства знакомые места. Он чувствует себя так, будто не был здесь целый год, а не каких-то три месяца. Невероятно, насколько быстро можно соскучиться по чему-то, что всю свою жизнь созерцал изо дня в день, воспринимая такое положение вещей как должное, и что вынужден был внезапно оставить.

Он переехал в Лос-Анджелес три месяца назад. План был прост: Скотт поступает в колледж, а Стайлз отправляется колесить по стране в свое удовольствие, потому что о том, что на самом деле его интересует, ни на одной лекции не расскажут, а где-нибудь в техасской пустыне, где обитает стая с особенно могущественным эмиссаром, или в заснеженных лесах Колорадо, где, по слухам, ведьмы со всей страны собирают шабаши – очень даже могут. Стайлз приехал в Лос-Анджелес вместе с ним, помог ему распаковать вещи, обустроиться на новом месте и лично удостоверился, что его сосед по комнате – не мудак. А потом уехал. Отправился набираться опыта, чтобы с честью и во всеоружии встретить то, через что им предстоит пройти сегодня на закате, а еще - утолять свое не дающее покоя, вечно голодное, вечно требующее корма любопытство. Они обещали друг другу, что будут разговаривать каждый день, и видеться так часто, как только смогут.

Отличная теория.

На практике Скотт три месяца проходил с отчетливым ощущением, что его сердце сбоит. Работает не так, как надо. Его сердце осталось в кармане у Стайлза, а в груди гоняет кровь правдоподобная китайская подделка.

Два дня назад, когда он, разделавшись с экзаменами, вернулся в Бикон Хиллз, Стайлз встретил его на станции, куда прибывали поезда и рейсовые автобусы. Он влетел в него на полной скорости и едва не повалил на пол. Скотт побросал сумки и вцепился в него так крепко, как только возможно. Знакомый запах наполнил ноздри. На перроне было полно народу, пассажиры и встречающие аккуратно обходили их по широкой дуге, не вполне уверенные, чем именно занимаются двое этих неистово орущих парней – то ли обнимаются, то ли мутузят друг друга, то ли просто возятся, словно два щенка-переростка.

09:24

Дерек не забыл открыть ворота, и Скотт паркует седан рядом с оранжевым доджем Айзека, похожим на футуристический звездолет. Непонятно, откуда в их стае безудержная тяга к вызывающим недоумение (и зависть) средствам передвижения, однако отрицать ее наличие невозможно.

Руки у него заняты картонкой с кофе и коричневыми пакетами с едой, так что, поднявшись на верхний этаж, он толкает дверь плечом, ни на секунду не сомневаясь в том, что она окажется незапертой. Брейден говорит, что логово, у обитателей которого возникает необходимость запирать дверь, не защитит и дюжина замков. Скотт с ней согласен: он не может представить себе ни одного недоброжелателя, способного углубиться в это здание дальше, чем на три этажа, не расставшись при этом с собственными внутренностями и рандомным количеством конечностей.

Айзек, раскидав руки и ноги, словно гигантский паук-сенокосец, лежит на диване лицом в подушку и не реагирует на внешние раздражители. Дерек забирает у Скотта кофе, ставит его греться в микроволновку и принимается раздербанивать одну из картонных упаковок с чизбургером. Сомнений в том, что о произошедшем ему прекрасно известно, и быть не может, и Скотт сверлит его пристальным взглядом, пытаясь понять, что происходит у него в голове.

- Я уже сказал тебе все, что знал, - говорит, наконец, Дерек. – Он пришел сюда на рассвете. Закатил истерику. Брейден отдала ему ключи от джипа, и он ушел, разговаривая с Лидией по телефону. Может, он уже в Юте.

Скотт страдальчески вздыхает и роняет голову на барную стойку. Такого не должно было случиться. Они ждали сегодняшнего дня не одну неделю, готовились к нему так, как не готовились ни к встрече со стаей Дюкалиона, ни к убийству Ногицуне, ни к противостоянию приспешникам Благодетеля. Черт, так они не готовились даже к выпускным экзаменам. В то, что Стайлз настолько обезумел, что уехал из города, он не верит.

С другой стороны, в то, что он смотается, как только Скотт уснет, он тоже не верил.

- Какого хрена ему понадобилось сбегать? – хнычет Скотт и пару раз со вкусом ударяется лбом о мраморную поверхность стойки. Дерек до обидного привычным жестом просовывает между его лбом и стойкой сложенное кухонное полотенце. – Какого хрена он вообще спал со мной, если собирался сбежать с утра пораньше? Скотина!

- Как насчет самого очевидного варианта?

- Я хреново трахаюсь?

Дерек сжимает кончиками пальцев переносицу, всем своим видом демонстрируя, что уровень сообразительности Скотта плохо сказывается на его самочувствии.

- Либо это, либо Стайлз испугался, что для тебя все это и в половину не так серьезно, как для него, и решил свинтить прежде, чем ты проснешься и выдашь что-нибудь вроде «Прости, чувак, не знаю, что на меня нашло». Пока у него еще есть возможность.

- Я бы ни за что такого не сказал! – возмущается Скотт, стараясь не думать о том, что Дерек Хейл только что употребил в разговоре слово «чувак», пусть даже и в кавычках. Айзек, издав очередное предсмертное стенание, просит их орать потише. Дерек в ответ обещает вылить ему кофе за шиворот. – Он бы ни за что не подумал, что я так скажу!

- Может, нет, а может, да. – Дерек жует чизбургер, запивает его кофе и умудряется смотреть на Скотта, как на придурка, даже делая глоток. - Он влюблен в тебя с тех пор, как я вас знаю, а ты всегда предпочитал делать вид, что ничего не замечаешь.

- Стайлз не влюблен в меня с тех пор, как ты нас знаешь, - бурчит Скотт. – Он вообще в меня не влюблен. Я звал его с собой в Лос-Анджелес, хотел, чтобы мы жили вместе. Он отказался. Предпочел колесить по всей стране, тереться в чужих стаях. Как будто у него нету своей собственной!

Дерек открывает рот, чтобы ответить, но потом махает на него рукой. Всем своим видом он дает понять, что сказал все, что хотел, и добавить ему нечего, а если Скотт не желает внимать гласу разума – это его личные проблемы.

Скотт пододвигает к себе кофе и борется с желанием еще немного побиться головой о стойку.

10:17

Покинув лофт, он спускается вниз на здоровенном допотопном лифте, больше похожем на загон, в котором перевозят лошадей. Где-то между четвертым и пятым этажами его телефон издает звук, возвещающий о новом сообщении. Скотт едва не вывихивает себе запястье, пытаясь вытащить мобильник из кармана как можно скорее. Взглянув на экран, он вздыхает: сообщение всего-навсего от Айзека.

«Покажи мне одного эмиссара», пишет Лэйхи, «который не был бы влюблен в своего альфу, и я буду чистить тебе ботинки до скончания веков».

10:19

Снова оказавшись в машине, Скотт звонит Лидии. Он очень надеется, что она сможет сказать ему, где Стайлз, и что на ней поисковая цепочка закончится, а не оборвется. Лидия – единственная из них, кого здесь до сих пор не хватает. Она поступила в престижный колледж для девочек в Пенсильвании, и относится к учебе гораздо серьезнее, чем Скотт, Айзек и Кира, вместе взятые.

Она отвечает на вызов мгновенно, будто только и ждала, когда же на дисплее высветится его имя.

- Что. Ты. Сделал? – чеканит мисс Мартин ледяным голосом Крайне Раздраженной Снежной Королевы.

Скотт ее альфа, вожак их разномастной стаи, так было с тех пор, как закончилась вся эта чехарда с активацией трухлявого магического пня, похожего на здоровенную разделочную доску, однако когда Лидия говорит таким тоном, ему помимо воли хочется прикрыть голову руками.

- А... ты где? – интересуется он на всякий случай.

- В аэропорту в Питтсбурге. Уже прошла проверки и сдала багаж, посадка начнется через семь минут, так что выкладывай, МакКолл, и поживее.

Скотт слышит, как на другом конце страны, невероятно далеко, смешно тявкает Прада.

- Ты говорила со Стайлзом, - полувопросительно, полуутвердительно говорит он.

- Да. Говорила. Он рассказал мне о том, что произошло, и теперь я желаю знать, что все это значит. Если это такая шутка, Скотт, если ты так выражаешь свою жалость или просто дразнишь его...

- Господи, какого хрена все думают, что для меня это ничего не значило?! – взрывается Скотт. – Ты что, первый день меня знаешь, черт тебя дери, рыжая ведьма? Думаешь, я стал бы шутить такими вещами?

В молчании Лидии ему чувствуется неуверенность.

- Ты прав. Не стал бы. Но тогда почему? Все эти годы ты не обращал на его чувства внимания.

Скотт прикрывает лицо ладонью. Ему хочется задать Лидии два вопроса: не будет ли она так добра объяснить ему, как так получилось, что о вышеозначенных чувствах прекрасно знали все, кроме него, и не считает ли она, что к ее последней фразе как нельзя лучше подходит устойчивое выражение «чья бы, твою мать, корова мычала». Однако, памятуя об оставшихся до посадки семи минутах, решает задать их в другой раз.

- Послушай, после того, как он говорил с тобой, он как в воду канул. Я нигде не могу его найти. Ты не знаешь, куда он мог отправиться?

- Понятия не имею. Он разговаривал со мной из машины, в этом я уверена.

Скотт издает отчаянный стон. Слова Дерека о Юте вдруг перестают казаться абсурдом.

- Времени прошло не так уж много. Может, мне еще удастся учуять его, - думает он вслух.

Лидия фыркает:

- Стайлз научился маскировать свой след еще до того, как ты научился этот самый след как следует брать. Послушай, Скотт. Накануне у меня был невероятно тяжелый день. Я чертовски плохо спала ночью, потом Стайлз разбудил меня в несусветную рань, а служащие в аэропорту вынули из меня всю душу, пока я пыталась убедить их, что Прада не может лететь в багажном отделении. Видит бог, я едва не начала кричать, потому что аргумент весомее мне неизвестен. Сейчас я собираюсь подняться в самолет, выпить стакан грейпфрутового сока, разложить кресло, положить на глаза прохладный компресс и проспать весь полет. Когда я прилечу в Калифорнию, мама заберет меня из аэропорта, и к тому времени ты уже должен будешь разобраться с этой ситуацией. Как насчет этого?

- Так точно, мисс. - Несмотря на ее нарочито суровый тон, Скотт улыбается. Он скучал по Лидии. – Ты ведь помнишь, что к семи часам...

- Да. – Ее голос смягчается. – Да, я помню. На закате. По-твоему, ради чего я лечу через полстраны?

10:45

Он некоторое время бесцельно кружит по городу. Машин на дорогах куда больше, чем час назад, но среди них нет той, увидеть которую ему действительно необходимо. Скотт несколько раз проезжает по улице, на которой расположен дом Стилински, отчаянно стыдясь своего поведения и чувствуя себя по меньшей мере сталкером. Впрочем, дом в любом случае пуст – ему не нужно звонить в дверь и топтать вытертый коврик на веранде, чтобы осознать этот жизненный факт.

Что, если Стайлз передумал? Что, если он не придет? Что, если сегодня вечером, когда зажгутся костры, он так и будет стоять между ними в гордом одиночестве, словно брошенная у алтаря невеста? Внезапно ему кажется, что назначенное время приближается гигантскими скачками.

Задаваясь этими вопросами и еще целой кучей похожих, Скотт сам не замечает, как оказывается рядом с больницей. Однажды мама рассказывала ему, что Рождество – один из самых напряженных дней в приемном покое, наравне с Днем Благодарения, и – вот так сюрприз – четырнадцатым февраля. «Коротящие гирлянды, за которые всякие умники хватаются голыми руками, осколки елочных игрушек – думаешь, украшать елку такое уж безопасное дело? Да и потом, не каждая семья похожа на стаю, если ты понимаешь, о чем я. Также, как не каждая стая похожа на семью». Однако, несмотря на ее слова, народу в приемной не больше обычного. Стоянка, как всегда, заполнена наполовину, а из семи карет скорой помощи отсутствует лишь одна.

Поздоровавшись с охранником, который знает его с тех пор, как он пешком под стол ходил, Скотт идет к большой округлой стойке, вечно заваленной папками, клипбордами, распечатками, неработающими ручками, горшками с засохшей бегонией и телефонными аппаратами – место царствия медсестер. Его мама, одетая в рабочий комбинезон розового цвета, о чем-то шушукается с Джоном Стилински, у которого в это утро не нашлось занятия важнее, чем стоять, опираясь локтем о стойку, и шушукаться с ней в ответ.

- Привет, - говорит Скотт, хлопает шерифа по плечу и перегибается через стойку, чтобы поцеловать мать в щеку.

- О, здравствуй, дорогой, - говорит Мелисса. Волосу у нее собраны в пучок на затылке, глаза улыбаются, а щеки подозрительно красные, хотя Скотт и не вполне понимает, почему. – Мы с шерифом как раз говорили о... Ну, ты понимаешь...

- Большой день сегодня, не так ли? – приходит ей на помощь Джон. – Признаться, я немного волнуюсь.

Скотт тоже волнуется, и куда больше, чем «немного», но его маме и шерифу об этом знать вовсе не обязательно, так что он широко улыбается, изо всех сил излучая уверенность.

- Все будет в порядке, обещаю. Ритуал не составляет из себя ничего сложного, и Дитон все время будет рядом, чтобы сразу вмешаться, если что-то вдруг пойдет не так. К восьми часам все мы уже будем дома, набивать животы за праздничным столом.

- Уверен, что так, - кивает Джон. – Просто я никогда, хм, не участвовал ни в чем подобном. Никогда не представлял, что буду участвовать. Даже в шутку.

Скотту вдруг становится интересно:

- А как насчет Стайлза? То, что он будет участвовать в чем-то подобном, никого не удивляет?

- Честно говоря, ни капли, - улыбается Джон. – Я бы удивился, если бы этот малолетний дьявол согласился на что-то меньшее. Кстати, ты не знаешь, куда он запропастился с утра пораньше?

Шериф снял вопрос у него с языка, и, прежде чем ответить, Скотт позволяет себе несколько секунд просто смотреть на этих двоих, восхваляя господа за то, что ни один из них не может прочесть его, словно открытую книгу, как Дерек, Лидия или прочие члены стаи.

12:25

Время течет гораздо быстрее, чем в любой другой день, Скотт совершенно в этом уверен. До заката осталось шесть с половиной часов, а он до сих пор не отыскал Стайлза. С каждой минутой ему становится все беспокойнее.

Наскоро пообедав в кафетерии в больничном крыле, Скотт объезжает все места, где, по его разумению, может пребывать Стайлз. Его нет ни в заповеднике, ни в катакомбах у Дитона, ни поблизости от сгоревшего дома Хейлов, ни на старой пристани у подернутого ледком озера, ни даже в доме-на-дереве, который они построили тысячу лет назад и который каким-то чудом до сих пор не развалился. Каждое место, которое он посещает, добавляет пудовый вес к его и без того неподъемному отчаянью. Утром, проснувшись в своей постели в одиночестве, он и представить себе не мог, что все зайдет настолько далеко.

Бессистемные поиски приводят его в школу, где разбивается один из устойчивых мифов его детства: оказывается, на каникулах это здание вовсе не пустует. Старый сторож расчищает подъездную дорожку, у самого крыльца стоят несколько машин, часть которых Скотт узнает, а войдя внутрь, он тут же, в коридоре, натыкается на мистера Юкимуру и Натали Мартин, которые меняют листовки на доске объявлений и украшают стены гирляндами из цветной бумаги.

Когда Скотт был совсем маленьким, он, как многие дети, считал, что если закрыть глаза ладошками, то превратишься в невидимку. Если я не вижу – то и меня не видят. Если меня нет в школе, значит, и сама школа вроде как перестает существовать. Он никогда задумывался о том, что в рождественские праздники работа тут кипит, как и в любой другой день.

То же самое относится и к полю для лакросса. С тех пор, как он поставил стик в угол между стеной и книжным шкафом с тем, чтобы благополучно забыть о нем, Скотт едва ли отдавал себе отчет в том, что для других тренировки продолжаются, остаются все той же неотъемной частью дня. И один из этих «других» - Лиам, его бета, первый и единственный укушенный им человек.

Пройдя длинным коридором, соединяющим душевые и раздевалку команды с воротами между двух трибун, Скотт оказывается на поле. Он присаживается на скамью запасных и наблюдает за тренировкой, уперев локти в колени и положив на них голову. Угол обзора обидно привычен – до того, как началась вся эта чехарда с оборотнями, он и Стайлз наблюдали с этого места не менее дюжины матчей.

- Пошевеливайся, мешок с дерьмом! – с плохо скрываемым восторгом кричит Бобби Финсток на Лиама, который носится по полю, словно бело-красная молния, напоминая стремительную молодую читу, но уж никак не мешок дерьма. – Клянусь именем своей бабушки, этой старой ведьмы - мир праху ее! – мне в жизни не доводилось видеть тюфяка неповоротливее! А я, если хочешь знать, был тренером Гринберга!

И он оглушительно громко свистит в свой любимый свисток, явно для того, чтобы придать своим словам значимости. Скотт улыбается, не отдавая себе в этом отчета.

Лиам летит по полю. Он с силой отталкивается от промерзшей земли, играючи обходит противников, преграждающих ему путь к воротам. Некоторым удается оказать ему достойное сопротивление, но большинство просто уходят с дороги, тем самым навлекая на себя поток искренних проклятий тренера. Вратарь принимает защитную стойку, широко расставляет ноги и крепко удерживает стик. Реакция у него – будь здоров, однако Лиаму удается одурачить его. Он делает ложный выпад влево, вратарь бросается наперерез, и в этот самый момент мяч врезается в сетку ворот у него за спиной – в верхний правый угол.

- Я тебе ноги оторву! – обещает вратарь, задирая шлем наверх. Скотт узнает Мейсона.

Игроки посмеиваются, окружая их. Лиам делает вид, что боится и обещает больше так не делать. Выражение лица у него при этом такое, что каждому понятно – он повторит свой трюк сразу, как только представится возможность. Финсток, недовольный тем, что о нем забыли, лепит снежки, складирует их на скамье рядом со Скоттом («охраняй это, МакКолл»), и начинает бомбардировать команду.

12:47

Финсток снова свистит в свой ужасный свисток, распуская игроков на кратковременный перерыв, и Лиам бежит к трибунам, придерживая стик на плече. Добравшись до Скотта, он упирается ладонями в колени и тяжело дышит. Скотт вытаскивает из его рюкзака бутылку с водой, и Лиам немедленно выхлебывает половину.

- Ты пришел посмотреть, как я играю? – спрашивает Лиам, отдышавшись.

- И это тоже. - Скотт улыбается. – Я был неподалеку, и решил заскочить, чтобы поздороваться.

- Хорошо, что заскочил. Я сам собирался звонить тебе. Насчет сегодняшнего вечера.

- А что насчет сегодняшнего вечера?

- Ты не мог бы объяснить мне, где именно находится этот... черт, даже не помню, как вы его называете.

Внезапно Скотт понимает, что Лиам и в самом деле никогда не был у Неметона. Эта мысль удивляет его. Жизнь каждого члена его стаи настолько тесно связана с этим местом, что ему и в голову никогда не приходило, что Лиам может просто не знать, где он находится. На мгновение он чувствует себя очень, очень взрослым.

- Я заеду за тобой в половине седьмого, поедем туда вместе - обещает он. – Хотя, на самом деле, почти все знают, где он расположен, так что ты мог бы спросить любого. Рядом с Неметоном как-то по-особенному спокойно, воздух там как будто чище, чем где-либо еще, и они... проводят там время, когда хотят сосредоточиться или, наоборот, забыть обо всем и побыть в одиночестве. Дерек часто бывает там – оборачивается, чтобы привыкнуть к волчьему облику, и носится по подлеску, словно ему двенадцать лет. Там же Брейден учила Айзека стрелять, пока тот не уехал в колледж. Дитон и Лидия собирают неподалеку травы, какие-то коренья и бог знает что еще. Даже Стайлз...

Скотт замолкает и едва удерживается от того, чтобы хлопнуть себя ладонью по лбу.

Он поверить не может, что не додумался до этого раньше.

Вскочив со скамьи, он спешно прощается с Лиамом и перемахивает через ограждение, чтобы поскорее добраться до стоянки.

13:23

Джип стоит посреди поляны. Две глубокие колеи, тянущиеся от задних колес, припорошило снежком, как и самого Стайлза, который сидит на капоте, по уши замотанный в шарф. Не обременяя себя размышлением о том, правильно ли поступает, Скотт подкрадывается к машине и одним махом запрыгивает на крышу.

От испуга Стайлз едва не наворачивается на землю. Сердце у него колотится.

- Скотина!

- Я – резина, а ты – клей, - деловито сообщает ему Скотт, усаживаясь рядом. – От меня отскакивает и к тебе прилипает.

Стайлз хмыкает и принимается вытряхивать снег из волос. Одному богу известно, сколько времени он тут сидит, сверля взглядом Неметон, и почему до сих пор не превратился в ледяную статую весом в сто сорок пять фунтов, сарказм для которой - единственная защита.

- Давно? – наконец спрашивает Скотт, потому что он всегда спрашивает Стайлза в случае, если не знает ответа на какой-нибудь вопрос.

Тот некоторое время раздумывает над его вопросом.

- Помнишь мои шутки о том, что из-за всей этой заварушки с новоприобретенным героизмом мне хочется засунуть язык тебе в рот? – говорит он наконец. – Что надо бы нам поцеловаться, так, в качестве эксперимента?

Скотт улыбается:

- Да.

- Ни хрена не шутки.

Молчание. В лесу трещит сойка, потом еще одна. Скотт замечает, что на снегу, укрывающем Неметон искристым белым одеялом, видны отпечатки ботинок.

- Тогда почему ты слинял?

- Потому что ты не... – Стайлз делает неопределенный жест, призванный объяснить Скотту, что именно он «не».

Скотт разворачивается и пристально смотрит ему в лицо.

- Какого хрена, чувак? – спрашивает он. – Ты вообще помнишь, что было ночью?

Стайлз не выглядит убежденным. Он смотрит прямо перед собой, и по его взгляду понятно, что он все еще думает, что Скотт «не». И Скотт отчетливо понимает, что, если понадобится, он посвятит всю свою оставшуюся жизнь тому, чтобы убедить его в обратном.

Хотя в глубине души и надеется, что хватит сегодняшнего вечера.

Вспомнив об этом, Скотт внезапно пугается.

- Ты же придешь? – Он хватает Стайлза за рукав. – Сегодня вечером? Ты же придешь, правда?

- Если ты все еще хочешь.

- Конечно, хочу, осел. Больше, чем когда-либо.

- Значит, ты тоже придешь?

- Господи, Стайлз! – Скотту надоедает этот обмен очевидными фактами, и он отвешивает Стайлзу подзатыльник. Тот скалится и лезет дать сдачи. Скотт устраивает ему боксерский захват. Стайлз выворачивается и умудряется запихнуть пригоршню снега ему за шиворот.

В конце концов, они оба падают с капота на землю и долгое время барахтаются в снегу, хохоча, лягаясь и осыпая друг друга тумаками, пока вдруг не начинают целоваться.

19:00

Зимой темнеет очень рано.

Костры, заключенные в круги из булыжников, разгоняют черноту. Они окольцовывают поляну, ради такого случая тщательно очищенную от снега. На промерзлой земле углем и пеплом начертан сложный колдовской круг огромных размеров. В нем так много мельчайших деталей, хитроумных рун и черт, которые должны пересекаться именно так, а не эдак, что Скотт думает, что не может такого быть, чтобы Дитон где-нибудь не напутал. Он полностью полагается на своего босса и его наводящую оторопь сестрицу, однако видит, что и тот волнуется: то и дело мягко напоминает присутствующим, что неприкосновенность круга очень важна. Присутствующие и без того боятся пошевелиться. Даже снег, похоже, предпочитает таять, не долетая до расчерченной земли.

В самом центре круг высится Неметон. На остатках некогда великого дерева стоят двое – альфа и будущий эмиссар. Одного возвели сюда оборотни, другого провожали два друида и баньши, и теперь они стоят лицом к лицу, вглядываясь друг другу в глаза. Лица их раскрашены.

Вокруг Неметона стоит стая. Они замерли и выглядят спокойными. Их слишком мало, чтобы окружить остатки священного дерева, взявшись за руки, и поэтому каждые двое удерживают между собой какой-нибудь предмет. Лидия держит металлическую бейсбольную биту, в другой конец которой вцепился Лиам. Лиама и Киру связывает стик для игры в лакросс. Киру и Дерека – ее зачехленная катана, Дерека и Айзека – фланелевая рубашка Скотта, которую каждый из них держит за рукав. Круг замыкает одна из стрел Эллисон, которую держал Айзек и Лидия.

Существует еще один, внешний круг. Людям, составляющим его, не обязательно держаться за руки, но они держатся. Скотт обводит их взглядом и не встречает ни одного незнакомого лица. Натали Мартин сжимает руку его матери, Мелисса мертвой хваткой вцепилась в рукав Джона Стилински. Тот держит за руку Криса Арджента, который явно волнуется – еще бы, вряд ли охотнику в двенадцатом колене когда-либо приходилось присутствовать при подобном обряде. Рядом с ним переминается с ноги на ногу Мейсон, дальше – Джордан Пэрриш, дальше – Арая Калаверас с сыновьями, дальше – Брейден, Ношико, Морелл... Гораздо больше людей, чем он мог себе представить.

Он снова переводит взгляд на Стайлза. На щеках и на носу у того мазки белой краски, и с ними он похож на индейца. Они сто раз играли в индейцев, когда были детьми, так что Скотт знает.

Он так пристально смотрит в глаза Стайлза, что почти не замечает Дитона, когда тот вдруг материализуется рядом. В чувство его приводит кинжал, которым колдун рассекает кожу у него на ладони. Кровь струится между пальцами и быстро капает на Неметон, чтобы тут же впитаться в трещины. Дитон режет ладонь Стайлзу, и с этой секунду посторонняя помощь им больше не нужна. Они сами знают, что делать.

Ладони сцепляются намертво. Скотту кажется, что он чувствует, как кровь Стайлза смешивается с его собственной, бежит по его венам, согревая и наполняя силой, достигает самого сердца. Скотт сжимает его ладонь сильнее, и Стайлз сжимает в ответ.

Костры вокруг поляны взмывают до самого неба, словно кто-то плеснул в каждый по канистре бензина. В темном небе танцуют мириады искр. Вокруг их сцепленных ладоней разрастается золотое сияние, он может видеть его отблески у Стайлза на лице.

Скотт смотрит на стаю. Глаза у оборотней горят ярко, как никогда. Волосы Лидии стоят дыбом и шевелятся, будто она находится под водой, а по ногам Киры бьют девять хвостов, сотканных из тени и золотого сияния. Гул огня вокруг нарастает: костры все растут, все тянутся ввысь, магическая сфера вокруг их сцепленных ладоней все ширится, дыхание учащается, зрачки расширяются, поглощая радужку. Длится это не более трех минут, хотя Скотту кажется, что проходит вечность. Наконец сфера взрывается, напоследок окатив их обоих золотистыми искрами, и они падают на колени – синхронно, как делают все в своей жизни.

- Все, что ли? – шепотом спрашивает Лиам, когда костры опадают, звон в ушах сходит на нет, и все немного приходят в себя. – Сработало?

- Давай проверим, - говорит Айзек и отвешивает ему пинка.

Стайлз усмехается, все еще стоя на коленях и упираясь ладонями в испещренное морщинами тело Неметона.

- Какого эффекта ты ожидал, хотел бы я знать?

- Не знаю, - пожимает плечами Айзек. Он очень старается вести себя, как ни в чем не бывало, однако все они еще ощущают силу, струящуюся под кожей, у всех все еще шевелятся волосы. – Думал, ты покараешь меня молнией или что-нибудь вроде этого. Разве эмиссар не должен рваться карать любого, кто обижает члена стаи?

- Я тебя покараю, будь уверен, - обещает ему Стайлз, поднимаясь на ноги. Скотт подныривает ему под руку, и вместе они стоят, окруженные стаей, чувствуя, как новоприобретенная связь, крепкая, как никакая другая, связывает их воедино, добавляя еще один слой любви к тем, что укутывают их со дня встречи. – Пересыплю рябиновым пеплом все твои хреновы шарфы. Господи, как же я хочу жрать.

Внешний круг распадается. Магические каракули Дитона выполнили свое предназначение, и люди, оборотни, охотники и черт знает кто еще обступают Неметон, наперебой поздравляют стаю, похлопывают их по плечам, обнимают и задают вопросы. Мадам Калаверас и Крис Арджент о чем-то увлеченно расспрашивают Морелл. Джордан Пэрриш не сводит глаз с волос Лидии, по которым все еще бегают золотистые искры. Дерек, Айзек и Брейден начинают по одному тушить утратившие силу костры. Мейсон и Лиам пытаются поймать хотя бы один из призрачных хвостов Киры, но те просачиваются сквозь пальцы, постепенно растворяясь в воздухе.

Мелисса МакКолл и Джон Стилински помогают им спуститься с Неметона. Шериф набрасывает свою куртку Скотту на плечи. Мелисса обнимает Стайлза.

- Домой? – предлагает Скотт.

Он чертовски устал и едва держится на ногах, но, черт побери, сегодня Рождество, а значит, их ждет праздничный ужин, эгг-ног и петарды на заднем дворе, наполняющие морозный воздух запахом кордита.

- Домой, - поддерживает Стайлз, сжимая ладонь у него на плече.

- Домой, - соглашаются Джон и Мелисса.

@темы: фик, Стайлз Стилински, Дерек Хейл, Скотт МакКолл, Лидия Мартин, Айзек Лейхи, R, флафф, романс

---

Стартовали. Полет проходит успешно.

[фальшивая нежность]

И так друзья мои, собраться! Всем выдали бетман-трусы!?

На данном этапе развития и горения на нашей адской сковородке, вам нужно проверить со всех источников выхода в интет: видно ли вам оформление соо, читается ли текст, различимы ли ссылки и т.д.!
Если что-то не работает или возникают какие-либо трудности - я всегда жду вас в комменты или умыл.

Контент сообщества будет пополняться, и в ближайшем будущем появятся разделы для удобства.
Опять же, вы сами можете творить здесь все, что хоть как-то связанно с нашим любимым ОТП, тем самым развивая и дополняя погреба данного соо - на этом дне никаких ограничений!
Не бойтесь делать посты - все что было сделано во благо захвата фандома развития Скайлза, возведет вас на одну ступень с Мастером Йодой.

Теги, баннеры и прочее будет появляться по мере необходимости, возможности и желание народа творить - мы с Уйкой открыты для предложений!
Пока увы только то оформление, которое было сделано моими корявыми руками эпиграф я донесу потом, а баннер от Tina.Ru

<div align="center"><a href=http://sciles.diary.ru/""><img src="http://static.diary.ru/userdir/5/3/9/2/53921/82370296.jpg"></a></div>

---

[фальшивая нежность]

С НОВОСЕЛЬЕМ НАС АДСКАЯ СКОВОРОДКА!!!




(c)

---

Серия драбблов

[anamnesis_morbi]

Название: Panic station
Автор: anamnesis_morbi
Персонажи/Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: PG-13
Жанр: тормозной флафф
Предупреждения: не вычитано; ООС
Примечания: пост-3а сезон; написано под влиянием этого гиф-сета
Размер: ~ 600 слов

— Эй, бро, объясни мне одну вещь, — Скотт вертится на стуле и смотрит, как Стайлз натягивает красные нити на своей «детективной стене». — Как ты умудряешься целоваться с симпатичными девчонками, с которыми даже не встречаешься?

Первое правило, которое следовало бы уяснить МакКоллу, что не следует задавать провокационных вопросов. Особенно, Стайлзу. Особенно, когда он в возбужденно-меланхоличном состоянии мечется около стены и рвет нити.

— Понятия не имею, о чем ты, — Стайлз останавливается и отстранено смотрит на фотографию одной из жертв Дженнифер. — Все дело в природном обаянии Стилински. Или в том, что у меня классные губы, - Стайлз поворачивается к Скотту и отправляет ему воздушный поцелуй.

Второе правило – не задумываться о полученных ответах, когда лучший друг в режиме «скольких-то фунтов отменного сарказма».

Третье правило – не начинать приглядываться к человеку, которого и без того любишь. Даже если по-дружески, даже если очень-очень-очень давно по меркам твоей жизни. Слишком велика опасность разглядеть что-то такое, от чего уже не отделаться простым похлопыванием по плечу.

*

— Ты пялишься, Скотт, — Стайлз кидает в него луковым колечком. — Клянусь, ты пялишься, как я ем, а это, чувак, стремно, если учесть, что твои глаза горят, как габаритные огни.

*

— Скотт, ты смотришь на мои руки вот уже три минуты двадцать две секунды, — Стайлз нервно теребит в руках ткань своей футболки. — Да, я засекал. Ты что следишь за мной? Боже, ты догадался. Чувак, нам надо поговорить.

Но рассказывает Стайлз о том, что, кажется, спятил.
Что, возможно, это он главный убийца в Бикон Хиллс.

Скотт напряженно выдыхает. Поганые новости, но расстраивает его не сумасшествие Стайлза, а то, что он услышал совсем не то, что хотел.

МакКолл чувствует себя виноватым за такие мысли.

*

— Скотт, ты снова, — Стайлз шепчет через парту, каждый раз, когда Пирожок отворачивается. — Прекрати. Я еще в себе. По крайней мере, сейчас.

— Я… Что? Нет, я не поэтому… — Скотт пытается отмахнуться.

— А почему? — Стайлз спрашивает одними губами.

И, действительно, а почему?
Все тот же Стайлз, все тот же Скотт, что и неделю назад. А у МакКолла в голове уже отстроилась паническая станция, на которую вот-вот прибудет на полной скорости сошедший с рельс поезд осознания. Как когда-то с Элиссон.

— Черт возьми, — беззвучно ругается Скотт.

*

— Еще немного и я подумаю, что ты за мной ухаживаешь, — Стайлз смеется по-настоящему, впервые за неприлично долгий срок. — Кино, попкорн, прогулка до дома, и ты молчишь. Обычно ты не молчишь, а хотя бы что-то добавляешь. А уж когда мы в кино последний раз ходили вот так, вдвоем… Я даже вспомнить не могу, — Стайлз всплескивает руками.

Скотт замечает родинки на шее. Они там всегда были, на самом деле. Но теперь Скотт видит их по-другому.

Рот и губы у Стайлза тоже были всегда. Честное слово, с первого дня их знакомства. Но теперь они, как открытие. И что там, в больной голове истинного альфы, твориться, не может понять даже он сам.

Скотт думает про пальцы Стайлза в каком-то непонятном, смущающем ключе, сбивает все установленные датчики «нормальности». Лампочка под подписью «Эй! Это же твой бро!» перегорает. Тем более, похоже, сами подписи в его голове придумывал Стайлз.

*

Кровь стучит в ушах. Где-то далеко под нос себе бубнит Лидия: «Наконец-то». Элиссон что-то роняет. Айзек издал какой-то звук, напоминающий приглушенное «ик».

— О, пресвятая Мадонна, великий Бубенчик и магистр Йода! — Стайлз стоит с выпученными глазами и облизывает пересохшие от частого дыхания губы.

Скотт поцеловал Стайлза. У которого те же самые губы, что и две недели назад. Только теперь Скотт в курсе, что они мягкие и теплые, что Стайлз съел сникерс с утра («Как не стыдно? Не поделился с бро!»). Самое странное, что Стайлз ответил.

И, кажется, в голове Скотта, поезд разнес его станцию паники.

— Поговорим об этом по дороге домой, о’кей? А то на нас вся столовая смотрит. Ты не мог бы это сделать где-то в другом месте? Нет?

Название: Оазис
Автор: anamnesis_morbi
Персонажи/Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: PG-13
Жанр: флафф, романтика
Предупреждения: не вычитано; ООС
Примечания: пост-3а
Размер: ~1300 слов

Если долго смотреть на белые буквы на плакате «Oasis», а потом посмотреть на стену – надпись останется. Будет выжжена на сетчатке, будто навсегда, но, на самом деле, вскоре исчезнет. Как и все в этом мире. Очередная иллюзия.

Скотт и Стайлз – это константа. Им уже по двадцать два, а они все еще вместе. Живут в раздолбанной квартирке в Бруклине. Старенький телевизор, продавленный диван и приставка – место для поклонения их вековой дружбе. Оазис посреди пустыни этого серого, безразличного мира.

Стайлз смотрит на Скотта, который уснул у него на плече. Он тихо дышит, грудная клетка поднимается и опускается. Поднимается и опускается. Поднимается и опускается. И, кажется, Стайлз попал. Залип. Застрял. Называйте это, как вам будет угодно.

От Скотта пахнет раскаленным солнцем тропических стран и стиральным порошком с отдушкой «Морозная свежесть» - два взаимоисключающих запаха. Как и все сбоящие чувства внутри Стайлза.
Потому что он прожил рядом со Скоттом почти всю сознательную жизнь, он почти его брат. Одна вторая от их тандема.

Стайлз знает, как Скотт выглядит голым, что тот бывает непроходимым тупицой, что его познания в области истории США до сих пор ограничиваются знанием того, какой президент правит сейчас. Стайлз знает все любимые песни МакКолла, и сколько ложек сахара тот добавляет в чай.

Стайлз знает все о Скотте, чего не знает больше никто. Ни его мама, ни его очередная бывшая девушка.
Целая картотека фактов в его голове: от размера ноги до того, какую зубную пасту предпочитает его лучший друг.

Они так притерлись друг другу за эти года, что до Стайлза никак не доходит, в какой момент его безумный мозг решил влюбиться. Когда улыбка Скотта стала вызывать странные ощущения внутри живота? Когда вид Скотта после душа стал не раздражать идеальностью чужого оборотнического супер-пресса, а заставлять ладони потеть, а мозг стекать в штаны?

Когда это случилось с ним, черт подери?

Стайлз объясняет это себе тем, что они всегда остаются вдвоем. Кто бы из них с кем бы ни встречался, а затем расставался, какое бы дерьмо не происходило раньше в Бикон Хиллс. Они навсегда поддержка друг для друга, даже если не понимают друг друга в какие-то моменты своей жизни.

Поэтому Скотт – самое надежное, что есть у Стайлза. После отца, конечно.
Наверное, поэтому Стайлз влюбился в Скотти. В того, кто точно останется с ним навсегда.

Он никогда не расскажет об этом Скотту, потому что верит, что это пройдет. Влюбленность, в смысле, а не поддержка.

Уже полгода верит, хотя понимает, что даже Скотт догадался. По сбивчивому ритму сердца Стайлза, когда они рядом играют в приставку, и их колени соприкасаются.

Стайлз пальцами трогает крупную вязку на воротнике свитера Скотта, гладит его шею, пока тот спит. Слишком сложно удержать свои руки при себе, когда Скотт так близко. Даже когда они были просто друзьями, трудно было не прикоснуться: похлопать по плечу, приобнять.

Стилински встает с дивана, аккуратно опускает голову Скотта на подлокотник. Тот не просыпается.

Год назад, когда в голову Стайлза впервые заползла неправильная мысль о Скотте, он решил отвлечься от подступающей к горлу паники. Пошел учиться играть на гитаре. Думать было нельзя. Ну как же! Это же Скотт – его бро, свой чувак, да и вообще парень, ну сто процентов гетеро. Значит – надо было срочно отвлечься.

И теперь игра на гитаре - единственное, что останавливает его не растрепать все, что он думает вслух.

Стайлз хватает гитару, кепку и идет на улицу. Блуждает в сумерках по местным улицам, пока не выбирает свое излюбленное место. Напротив мелкой студенческой кафешки, рядом с большим торговым центром, выше по аллее.

Он кидает кепку для монет на асфальт. Поет он совсем не ради денег, а просто чтобы выплеснуть эмоции, но люди все равно решают бросить ему пару баксов. За этим он теперь таскает кепку за собой.

От эмоций последнее время приходится избавляться все чаще.

Первые пара аккордов и милые девчушки из кафешки напротив начинают улыбаться ему. Девочки любят сумасбродных парней с гитарой.
Стайлз улыбается им в ответ, а потом закрывает глаза.

Та, что слева - блондинка по имени Терри. Она часто тусуется в этом кафе, и, похоже, стала уже фанаткой Стайлза. Как-то он встретил ее в супермаркете, когда они со Скоттом закупались продуктами на неделю, что само по себе удивительно в Большом яблоке, где такая чертова куча людей.

— Ты в кого-то влюблен, да? — спросила она, выбирая кукурузные хлопья с медом на завтрак. — Ты классно поешь, знаешь? С чувством. Оно же не берется неоткуда, правильно?

Стайлз тогда пожал плечами. Скотт воевал с морозилкой, пытаясь достать оттуда последнюю пачку замороженного горошка.

— Да, но только это безнадежно, — улыбнулся он, наблюдая за МакКоллом, который, похоже, ничего не слышал из-за собственного пыхтения.

Может, Стайлз даже был бы рад, если бы тот услышал.
Терри засунула ему в карман рубашки свой номер телефона и улыбнулась.

Стайлз открывает глаза и начинает петь.

— И, в конце концов, ты моя чудная, неприступная стена, — Стайлз поет громко, будто верит, что Скотт услышит.

Скотт дома и спит. Но Стайлз представляет, что Скотт сидит там, в кафе, слушает и улыбается, приговаривая себе под нос, какой же его друг невыносимый кретин. И если он сидит там, значит, они встречаются.

Параллельная реальность, в которой у них все хорошо.

Стайлз закрывает глаза.

Недавно он нашел в нижнем ящике стола Скотта стихи. Он уже даже забыл, что он там искал. Этот полудурок считает стихи отвратительными и прячет их в груде мусора, состоящей из старых конспектов. Но они восхитительные. Стайлз ворует эти блокноты (потому что он Стайлз), переписывает стихи себе, а потом накладывает на них музыку.

Когда-нибудь он запишет диск со своим исполнением этих песен Скотта. И подарит ему. Это будет самое дурацкое признание, которое никто не расшифрует, но по-другому никак нельзя.

Где-то внутри головы Стайлза Скотт сидит за столиком и одними губами говорит «Я люблю тебя». И Стилински видит это через окна кафешки.
Ванильная туфта, но Стайлзу нравится это представлять. Все равно никогда не сбудется. Да и слишком по-гейски для реальности.

— Я не верю, что кто-либо чувствует то, что я чувствую к тебе сейчас, — Стайлз открывает глаза и чуть не падает.

Скотт по-настоящему в кафе, только о чем-то болтает с Терри. Нависает над ней в том же красном свитере, что и был дома. Волосы всклокочены, на лице странное героическое выражение лица. Такое, какое у него было, когда он шел к альфе альф, спасать свою мать и его отца.

Стайлз замолкает, сердце бьется в горле, когда Скотт выходит из кафе и идет прямо к нему, пересекая аллею.

Сейчас он скажет Стайлзу:
— Чувак, почему ты не сказал, что ты поешь на улице? Тебе не хватает денег? Ты мог бы занять у меня!
Или:
— Бро, как ты мог меня не разбудить, мы же хотели в кино! И, черт подери, почему ты поешь на улице песни «Oasis»?
А может даже:
— Стайлз, ты забыл бифштекс на столе. Он разморозился, и там натекло целое Мертвое море из воды и крови, которое воняет на весь дом.

На деле Скотт говорит не это. Да он и никогда не разговаривает так, если быть честным.

На деле он вообще ничего не говорит, просто хватает лицо Стайлза в свои ладони и целует его.
В смысле, Стайлза, а не лицо, а значит в губы.

Мягко, но настойчиво, как истинный альфа. Мозги Стилински моментально утекают в штаны, когда их горячие языки соприкасаются.
Гитара жалобно тренькает на ноте «до» между ними, и Скотт отстраняется.

МакКолл слышит щелчок снимаемого фото на телефоне у Терри и ее раздраженное бурчание, что все крутые парни почему-то оказываются геями.

Стайлз смотрит на Скотта ошарашенно, а тот облизывается, смотря на стайлзовы губы. Офигенные на ощупь и вкус.

Скотт поднимает взгляд, и встречается с темными глазами, в которых ясно читается вопрос: «Какого хрена сейчас было? И если это жалость с твоей стороны, я набью твою волчью задницу аконитовыми пулями по самые гланды. Лучше объяснись».

Столько лет вместе, можно бы было и ничего не говорить.

— Знаешь, мы столько лет дружим, - смущенно говорит Скотт, превращаясь в того робкого МакКолла с ингалятором, которого Стайлз знал раньше. — И понимаешь, так сложилось исторически, что ты всегда заражаешь меня своими идеями.

Стайлз улыбается и поднимает кепку с асфальта. Вынимает из нее мелочевку, которую кинула ему странная женщина буквально минуту назад, отряхивает козырек.
— Домой?
— Домой, — кивает Скотт и неуверенно берет Стайлза за руку.

Стилински уверенно сжимает ее в ответ. В конце концов, и правда, можно ничего не объяснять.

Название: Соседние дома
Автор: anamnesis_morbi
Персонажи/Пейринг: Скотт/Стайлз
Рейтинг: R
Жанр: военное-АУ
Предупреждения: не вычитано; ООС; отсылка на сцену в Generation kill
Саммари: Он не любит убивать, но они со Стайлзом воистину лучшая снайперская пара во всей гребаной морской пехоте.
Размер: ~ 690 слов

— Стайлз, Скотт, — кивает ЭлТи Дерек Хейл.

И они достают их общую крошку M40A1, чтобы всадить «винчестер магнум» в затаившихся за холмом хаджи с гранатометом.

"Либо они нас, либо мы их".

Скотт ложится животом на раскаленную землю Ирака, разведя ноги предельно широко, и пытается настроиться. Он не любит убивать, но они со Стайлзом воистину лучшая снайперская пара во всей гребаной морской пехоте. И если нужно снять опасного ублюдка, они двое - оптимальный выбор для этого задания.

Через мгновение Стайлз ложится рядом, прижимаясь к Скотту боком и закидывая свою ногу на его. Бормочет и устанавливает оптику, ругая американскую армию и придурка Джерарда. По сравнению с адски горячей землей Стайлз кажется восхитительно прохладным.

— Сколько ярдов? — Спрашивает Скотт.

Он ненавидит эту жару. Штаны липнут к заднице, нижнее белье давно забыто, чтобы не сварить яйца всмятку.

Стайлз несколько выгибается и прижимается членом к бедру Скотта. Наверное, солнце окончательно выжгло ему мозги, но сосредоточенный МакКолл, прижимающийся лицом к прицелу, вызывает бурную адреналиновую реакцию, заставляя каждую клетку его тела возбуждаться. А ведь начиналось все так тривиально – они начали дружить еще в школе, прошли подготовку вместе и стали настоящими бро.

Но когда на прошлой миссии рядом со Стайлзом разорвало мину, и тот чудом отделался испугом, у обоих что-то сорвало.

Стайлз говорит, что это посттравматическое стрессовое расстройство. Скотт уверен, что у них просто открылись глаза.

— Семьсот шестьдесят пять. Две цели, — Стайлз несколько раз трется членом по бедру Скотта, делая вид, что он устраиваться поудобнее, и перебрасывает руку через плечо МакКолла.

Стайлз выдает поправки на ветер. Потому что Стайлз – головной мозг их пары. А Скотт – точный исполнитель. И именно так, а не иначе, идеально, чтобы выжить.

МакКолл приподнимает задницу, потому что в штанах становится неудобно, замирает и задерживает дыхание, чтобы нажать на спусковой крючок. Стилински одобряюще сжимает плечо напарника.

Пуля попадает в живот одной из целей. Плохая смерть, болезненная.

Вторая цель начинает удаляться и это затрудняет попадание.

— Давай, бро, – Стайлз прижимается еще сильнее к Скотту и начинает успокаивающе бормотать. — Сейчас ты попадешь. Война пройдет, и мы вернемся домой, где будем играть в Икс-бокс, жрать, как не в себя, спать и трахаться. Как настоящие подростки, и плевать, что подумают. Мы заработали денег нашим родителям и поселим их в соседних домах. И будем свободны.

Скотт не слушает, что именно говорит Стайлз. Он просто успокаивается и доверяет инстинктам. Доверяет телу рядом с собой, которое мягко гладит его по спине, размазывая пот под футболкой.

Стайлз смотрит на серьезный профиль МакКолла и сам задерживает дыхание. Сейчас от него мало толку, при движущейся-то цели. Только поддержка.

Скотт выдыхает и жмет на спусковой крючок.

Точное попадание в голову.

ЭлТи хлопает их по плечам, пока они собирают винтовку.

Ночью, когда их тим засыпает, Стайлз с шаловливым видом вытягивает Скотта из хамви и тащит в ближайшие кусты.

— Стайлз, у нас всего два часа на сон, — МакКолл устало смотрит на закинувшегося адераллом напарника.

Стайлз округляет глаза и жестом фокусника достает из кармана штанов влажные салфетки.
— Это не надолго, — он резко притягивает Скотта к себе и расстегивает его штаны. — Мне нравится, когда ты стреляешь. У тебя такой вид… Как тогда, когда ты решил, что я подорвался.

— Ты больной, Стайлз, — Скотт втягивает через нос запах возбуждения и опускает взгляд вниз, наблюдая, как Стайлз облизнув ладонь начинает быстро отдрачивать ему.

— Обижаешь, чувак, — Стайлз благодарно прижимается губами к влажному виску Скотта, когда тот запускает руки в его штаны и берет член в кулак.

Они толкаются навстречу друг другу. Потеют еще сильнее, закусывают губы, чтобы не стонать, слишком громко, а то не спящий ЭлТи точно услышит, и они огребут.

Будто бы он не в курсе про них.

Когда Скотт кончает, Стайлз следует за ним с тихим писком. За что получает недовольный взгляд.

Стилински приседает на корточки и слишком тщательно вытирает МакКолла, на что тот округляет глаза и вертит пальцем у виска.

Стайлз быстро вытирает себя, скинув салфетки в кусты.

— Посттравматическое стрессовое осознание влюбленности, вот как это называется, — бубнит Айзек и разворачивается на заднем сидении, чтобы снова заснуть.

МакКолл смотрит на него с ужасом. Стайлз закатывает глаза.

— Чертов засранец, — Стилински косо поглядывает на Айзека и про себя рассуждает, что тот конченный извращенец с лицом ангелочка (самый опасный тип маньяков, он читал).

— Соседние дома, серьезно? — неожиданно спрашивает Скотт, прежде чем уснуть.

— Да, — бормочет Стайлз.

Название: Съемка
Автор: anamnesis_morbi
Персонажи/Пейринг: Стайлз/Скотт
Рейтинг: NC-17
Жанр: психоделика и безумие
Предупреждения: не вычитано; мой первый фик © по Скайлзу; весьма фривольное обращение с религией
Примечания: пост-3а
Размер: ~ 750 слов

Если бы я сказал вам, что все, что происходит вокруг – это отлично снятая, высокобюджетная постановка, поверили бы вы? Спродюсерованная самим Сатаной. Вряд ли происходящее можно назвать делом рук Божьих.

Хлопушка издает своё "хлоп!" перед началом съемок очередного дубля.

Цифры на хлопушке написаны чьей-то подводкой для глаз. "Три-восемь-восемь". Нервная рука делает лишнее "хлоп!". Совершенно случайно.

Запись пошла. Люцифер смеется по ту сторону камеры.

Стайлз стоит рядом со Скоттом, целуя его в мягкие губы. Их языки соприкасаются, ниточки слюны, похожие на тонкую паутинку в росе, тянутся от их ртов, друг к другу, словно проводник для миллионов импульсов-бактерий.
Рука Стайлза сама по себе забирается в трусы Скотта, копается там и достает член, стоящий колом. Тот гордо взирает на мир обнаженной красной головкой, величественный как Биг Бэн. Уши Скотта горят, и он часто дышит, пока Стайлз водит рукой вниз-верх.

Хлоп! "Три-восемь-девять". Чьи-то невидимые руки перепачкались в черном, стирая цифру ноль. Продюсер ржет. Его смех напоминает лай подавившейся кормом собаки в соседней комнате.

Стайлз перегибает Скотта через стол, на котором тот днем перевязывает лапы своим четвероногим клиентам. Этим отвергнутым друзьям человека, которых приручили, и выкинули на улицу, когда они стали причинять неудобства: срать на коврик из «Икеи» в прихожей, грызть сумочки от «Дольче-энд-Гобана», точить когти об мебель восемнадцатого века. Все эти потеряшки, такие же, как сами Стайлз и Скотт.

Шепот Стайлза разносится в пустом помещении, пока он растягивает Скотта скользкими от антибактериальной мази пальцами. Это выглядит, как осмотр у проктолога, на этом металлическом столе, среди вони медикаментов, лишь только горячее дыхание Стайлза делает это хоть как-то похожим на акт любви. "Мы с тобой остались одни, понимаешь. Всегда были ты и я. Начиная, от одиночества, заканчивая этой тьмой". Скотт бездумно хватается за край стола и поднимает задницу повыше.

Хлопушка хлопает. Продюсер тоже.

Прервемся. Отмотаем события на числовое значение "Ноль-ноль-один".

Стайлз стоит в изодранных джинсах и весь в крови. В руках его бита, а рядом мясистое нечто. Все, что осталось от оленя, которые бегал, дышал, ел мох и, возможно, обзавелся парочкой детенышей, до того момента, пока не встретился со Стилински.

Стайлз не помнит, как здесь оказался. Настороженные глаза всматриваются в темноту вокруг, а в голове его голосом за кадром бьется мысль: "Это продолжение кошмара".

Хлоп! Надпись: "Один-один-восемь".

Стайлз и Скотт дерутся. В глазах обоих плещется тьма, делая похожими глаза на жуков скарабеев с египетских манускриптов. Где-то на заднем плане валяется без сознания Элиссон.

Когда-то все трое вышли за грань, заглянули Сатане за пазуху, напрочь забыв, что он существует.

Первым вампиром был Каин, убивший Авеля. Лилит была первой ведьмой. Проклятия, наложенные на грешников. Дары от самого Дьявола, за непослушание перед Богом. Кицунэ, банши, эльфы – все эти создания, отвергнутые Богом домашние животные, поранившие лапу, которую кто-то должен перевязать.

В этой кромешной тьме, похожей на безумие, они атакуют того, кто ближе всего к ним.

"Хлоп!". Надпись: "Два-ноль-ноль".

Скотт перевязывает раны Стайлза. При свете дня, обрабатывает каждую ссадину. Перекись водорода, пара таблеток ибупрофена, бинты шириною в шесть дюймов – все лежит рядом на столе. Ножницы весело звякают - «цок-цок-цок», разрывая марлю. Скотт хватает за шею своего друга, утыкается лбом в лоб Стайлза и говорит отчетливо:

— Надо что-то делать. Иначе пострадают даже наши родители, — МакКолл правильный, как ангел, стоит в обрамлении лучей солнца из-за окна.

При свете дня они не сходят с ума. Раньше, люди знали, что вампиры боятся не серебра, а золота. Созданиям тьмы оно напоминало солнце, дарованное миру Всевышним.

Оборотни же – это наказанные маленькие псы, оставленные в лесу на съедение настоящим волкам. В Библии от Даниила сказано было: «Сердце человеческое отнимется от него и дастся ему сердце звериное, и пройдут над ним семь времен».

Но даже если так, не собачье ли сердце самое преданное из всех известных?

— Мы с тобой одной крови, — Стайлз подтягивает Скотт ближе к себе. — Всегда были. И будем. Нам нужно придумать, куда это девать из себя раньше, чем оно превратит нас в убийц.

Перед тем как хлопушка в очередной раз щелкает, Стайлз кусает Скотта за нижнюю губу.
Продюсер доволен.

"Хлоп!". "Три-восемь-десять".

Скотт стонет громко и кончает на гладкую поверхность стола, устраивая белый фейерверк. Стайлз целует его между лопаток, рваным бинтом вытирая бедра МакКолла.

Солнце садится. Они смотрят друг на друга, внутренне сжимаясь, но ничего не происходит. Глаза не превращаются в скарабеев, руки не сжимаются в кулаки.

По ту сторону камеры продюсер роняет сценарий и матерится, извергая пламя изо рта. Режиссер, наконец, соизволил явиться. В белых одеждах, распахивая руки в жесте, призывая любить ближнего своего, ведь любовь спасает из самых безвыходных ситуаций.

Хлопушка делает свое последнее «Хлоп!».

Стайлз и Скотт идут по коридору, улыбаясь. Стилински стискивает плечо МакКолла. Все утопает в лучах солнца. Маленькие потеряшки, дворовые псы весело живут дальше, зализав раны друг другу.

@темы: фик, NC-17, ангст, AU, R, флафф, G, PG-13, романс

---

* * *

[Уйка]

@темы: видео

---

* * *

[Уйка]

Сообщники и единоверцы! Добро пожаловать на адскую сковородку самого греховного и неправославного пейринга Волчонка. Наконец-то у шипперов Скайлза есть свой собственный котел, в котором мы будем дружно вариться, пока не отпустит! Если отпустит.

В ближайшее время мы принесем сюда всю серу все фики и переводы, имеющиейся в русском фандоме, а также арты и видео. Создадим списки рекомандаций на англофики, запилим красивый дизайн, нарисуем баннеры и захватим фандом запылаем ярким пламенем. В общем, располагайтесь!

Со всеми предложениями например - выпить, вопросами в том числе неприличными и комментариями добро пожаловать в комменты.

@темы: организационное