Do or do not. There is no try
Название: Побег
Автор: Санри
Бета: Peach Tree
Размер: 4 129 слов
Пейринг/Персонажи: Скотт МакКолл/Стайлз Стилински
Категория: слэш
Жанр: экшн, антиутопия
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: AU, ООС
Краткое содержание: Эта встреча переворачивает мир Стайлза с ног на голову. Ему придется сделать выбор.
Примечание: 1) Комлинк (англ. comlink, от англ. com – коммуникация, связь + англ. link – связь, соединение). 2) Коллектор – главный канал водосточной сети. Представляет собой трубу большого диаметра. Коллекторы являются частью городской канализационной системы; они собирают сточные воды и отводят их за пределы канализации к насосным станциям, очистным сооружениям или к месту сброса в водоём.
Размещение: запрещено без разрешения автора
«…Это долг каждого гражданина. Оборотни – враги всего человечества. Оборотни не поддаются контролю. Даже после Терапии ни один оборотень не сможет стать здоровой, функционирующей единицей Общества. Помните о том, что при столкновении с представителями данного вида необходимо немедленно вызвать Отдел по Борьбе с Существами. Не пытайтесь оказывать оборотню сопротивление. Ни в коем случае не вступайте с оборотнем в контакт. В случае несчастного исхода Бюро Последней Помощи позаботится о вас. Граждане, помните! Все мы – винтики в отлаженной системе, единый организм, что стремится к процветанию человеческого разума. Уничтожение оборотней необходимо…»
– Пожалуйста, не бойся меня…
«…это долг каждого гражданина…»
– Прошу тебя, отдай мне комлинк…
Стайлз с ужасом смотрит на приближающуюся фигуру. Руки трясутся мелкой дрожью, пальцем он никак не может попасть по кнопке вызова. Всего одно нажатие – и он исполнит свой долг. Сделает так, как уговаривает знакомый, безопасный голос в наушнике.
Сердце в груди загнанно, тяжело стучит – так быстро и сильно, что Стайлз ощущает реальную физическую боль. Серые коробы домов словно нависли над головой, окружили со всех сторон и давят, давят, давят…
Стайлз смотрит в пронзительно желтые глаза и не может, не хочет верить, что подобное происходит с ним.
– Вот так, хорошо…
Его оледеневших рук касаются чужие пальцы – ненормально горячие. Стайлз вздрагивает: тыльную сторону ладоней царапают острые когти.
Он зажмуривается, плотно стиснув веки.
Комлинк вытягивают из его безвольных рук. Спустя секунду он слышит громкий хруст – по-видимому, оборотень раздавил устройство. Стайлз в каком-то отупении ждет того момента, когда так же легко хрустнут его позвонки.
– Мне нужна твоя помощь! Пожалуйста, помоги мне!
Это настолько неожиданно, что Стайлз даже решается открыть глаза.
«…Оборотни не способны на продуктивную мыслительную деятельность. В их натуру заложен инстинкт разрушения. Эти существа привыкли уничтожать все на своем пути. Их цель – привести в упадок человечество, лишить каждого из нас крова над головой. Все оборотни по сути своей есть не что иное…»
Глухо зарычав, оборотень рывком сдергивает с его шеи шнурок наушников. Маленькие ракушки он с ненавистью втаптывает в землю.
Стайлз остается совсем один.
– Мне нужна аптека. Слышишь, парень? Аптека!
Стайлз не понимает, чего от него хотят. Зачем оборотню аптека? По информационному каналу предупреждали, что метаболизм этого вида позволяет им регенерировать, залечивая даже смертельные раны.
– Дерьмо! Ты совсем зомбированный, да? – оборотень делает шаг вперед, и Стайлз шарахается назад, затылком стукаясь о бетонную стенку за спиной. – Ладно… Давай сюда свою толстовку. Живо!
Радужка оборотня вспыхивает, теряя последнее сходство с человеческой. Стайлз видит острые, влажно поблескивающие в свете уличных фонарей клыки. Проверять их остроту на собственной шкуре ему не хочется.
– Поможешь мне – оставлю в живых, понял?
Оборотень грубо хватает его за затылок, ощутимо царапая кожу. Стайлз кивает быстро-быстро, словно боясь не успеть дать положительный ответ. Как только его отпускают, он лихорадочно сдергивает с себя требуемое. Прохладный ночной воздух опаляет разгоряченное тело, Стайлз отстраненно думает, что так можно заболеть, придется идти в Палаты Покоя и в итоге он не сдаст недельную норму.
Оборотень надевает его красную худи; та чуть мала ему в плечах, и ткань натягивается на груди. Стайлз с тоской думает, что вещь будет испорчена.
– Мне нужна аптека, – накидывая капюшон на лицо, говорит оборотень. – Ты проведешь меня.
– Н-но…
– Разве это так сложно?!
– Но все уже закрыто!
Оборотень явно теряется.
– Еще даже не ночь.
– В городе введено военное положение. После семи вечера на улицах не должно быть никого. Только патрульные, – Стайлз поднимает руку, демонстрируя циферблат оборотню. – Уже семь минут восьмого.
– Когда откроется аптека?
– Завтра. В шесть утра.
– А если кому-то станет плохо?
– Он должен дождаться утра. Тогда он сможет обратиться в Палаты Покоя.
– А если что-то серьезное? Сердечный приступ или еще что?
– Человек умрет.
Оборотень со злостью ударяет стиснутым кулаком по стене, выбивая цементную крошку. Стайлз лишь молча следит за его вспышкой: он устал бояться. Да и смысла теперь нет.
– Как же вы можете так жить?! И еще нас называете тварями! – в его голосе слышится откровенная мука, которой Стайлз не понимает. – Не важно. Тогда… ты поможешь мне укрыться, а завтра сходишь для меня в аптеку, идет, да?
– Нет. Это бессмысленно.
– Что?!
– Патруль. У них биосканеры.
Оборотень вскидывает голову, весь напрягается, ощетиниваясь, словно дикий зверь. Поводит носом, как собака, учуявшая кошку за углом.
– До тебя далеко?
– Что?! Я не поведу тебя к себе домой!
– В двух кварталах отсюда – вооруженный отряд. Я просто переломаю тебе ноги и брошу здесь. Идет?
– С-следующая улица, второй дом справа, первый подъезд.
– Ни звука!
Оборотень хватает его за руку и с неотвратимостью надвигающейся грозы тащит за собой в озвученном направлении. А вот Стайлзу хочется смеяться. Сейчас уже можно хоть песни во все горло распевать, не важно. «Ни звука» их не спасет. Сразу видно, что этот парень Города не знает.
Датчики и видеокамеры уже зафиксировали их. Скрупулезно замерили, взвесили и вынесли приговор.
Оказавшись у знакомой двери, Стайлз на автомате потянул из кармана связку ключей. Замок тихонько щелкнул, впуская их в темный и пыльный коридор.
– Куда теперь?
– Второй этаж, одиннадцатая квартира, – едва слышно отвечает Стайлз.
Оборотень бесшумно ступает по старому, вытертому линолеуму. У Стайлза так не получается: он спотыкается, скрипит половицами, поднимаясь по лестнице, хоть и знает, куда не стоит ставить ногу. Но так привычней.
Оказавшись в квартире, он с облегчением приваливается к двери спиной. Холодный рассеянный свет заливает пространство комнаты. Опасность не миновала, но за стенами родной квартиры словно отступила на неопределенное время.
До утра, напоминает себе Стайлз. Только до утра.
Они оба молчат. Стайлз рассматривает скинувшего капюшон оборотня, а тот в свою очередь с неприкрытым любопытством изучает его конуру.
Теперь, при ярком свете, Стайлз видит, что этот оборотень не старше его. Он мог бы сойти за рядового жителя Города, если бы не взгляд и выражение лица. Когда хочешь выжить, быстро учишься скрывать свои мысли и желания за маской безразличия и вежливого добродушия. А этого парня можно читать словно раскрытую книгу. Брови хмурятся, приподнимаются от удивления, губы расслабляются, чтобы в следующую секунду сложиться в упрямую складку, и все лицо его живет, играет, отражая внутренние переживания.
В Городе он не продержался бы и дня.
– Как ты можешь жить здесь?
– Что?
Оборотень смотрит на него с легким удивлением и недоверием. Так, словно увидел восьмое чудо света.
Стайлз, отлипнув от двери, недоуменно оглядывает привычный интерьер. Заправленная покрывалом кровать под окном, комод в углу, справа от двери, а напротив кровати – длинный письменный стол, тщательно вытертый от пыли.
– Да все вроде нормально…
– Здесь же пусто! Словно ты сюда только спать приходишь!
Тут он не ошибся. Стайлз встает в пять утра. Делает зарядку, завтракает, одевается и выходит из дома. Путь до работы пешком занимает ровно час. В семь ноль-ноль он садится за свое рабочее место и до пяти вечера, с единственным двадцатиминутным перерывом на обед, погружается в цифры и графики, вычисляя, сверяя и прогнозируя (у Стайлза очень важная работа, ведь он – проектировщик времени на обслуживание и ремонт городской канализации). Как только заканчивается рабочая смена, он уходит, показав бейдж охраннику на контрольно-пропускном пункте, и возвращается той же дорогой домой. Потом ужинает, читает купленную в ларьке газету, чистит зубы, принимает душ и ложится спать, чтобы завтра начать новый день.
Его жизнь – неизменная череда доведенных до автоматизма событий.
Сегодняшний рывок в темную подворотню становится неприятным исключением из правил. Катастрофой. Это нарушает отлаженную систему, по-настоящему пугая его.
– Так и есть.
Оборотень безнадежно качает головой.
– Это неправильно, неужели ты не понимаешь?
Оборотень делает шаг по направлению к нему, протягивает зачем-то руку, и Стайлз шарахается прочь.
– Не трогай меня!
Поднятые в успокаивающем жесте открытые ладони становятся ему ответом.
– Да не трону я тебя! Кстати, я – Скотт. Приятно познакомиться, – говорит он и улыбается, прищуривая глаза.
Улыбка преображает его лицо, делая еще младше, таким открытым и наивным, и Стайлз ненароком ведется. Не может человек с таким лицом и улыбкой быть безжалостным убийцей.
Он совсем не похож на безмозглое, опьяненное яростью животное. И Стайлз, крайне неохотно, вынужден признать: этот парень располагает к себе.
– Зачем тебе нужно в аптеку? Разве вы, оборотни, не умеете лечить себя?
– Умеем. Но лекарство нужно не мне.
– А кому? – спрашивает Стайлз, чувствуя себя последним глупцом на планете. Неужели есть болезни, от которых даже оборотни не могут излечиться самостоятельно?
– Моей матери. И она – человек.
Оборотни ненавидят людей. Согласно информации, которую непрерывно вещает Бюро, людей они считают заклятыми врагами и совершают целенаправленные вылазки в Города. Похищают детей, чтобы обратить их в себе подобных, а взрослых, – мужчин и женщин, особенно молодых, – хладнокровно убивают, разрывая своих жертв на куски. Каждый день в городской газете Стайлз читает некрологи, и количество убитых оборотнями заставляет внутренне содрогаться.
А тут – мать оборотня, не являющаяся оборотнем. То есть человек, родивший ребенка не человека. То есть…
– Ну, друг, у тебя и каша в голове! – смеется оборотень (Скотт, мысленно пробует имя Стайлз).
– Я что, вслух это сказал?!
– Точно!
Стайлз хмурится. Нервно взглянув на Скотта, который, хоть и выглядит совершенно безобидным в данный момент, все же не внушает доверия, он по стеночке обходит его стороной. Вожделенные таблетки в верхнем ящике стола.
Всухомятку разжевывая горькие пилюли, Стайлз с тоской смотрит на настенные часы. Стрелка застыла между безликими семеркой и восьмеркой. А вот Стайлз в данную конкретную минуту безликим, как и должно быть, себя совсем не ощущает.
Это чудовищно ненормально.
– Ты болен?
Беспокойство в чужом голосе совершенно не наигранное.
– Типа того. Лучше расскажи о своей матери.
– А? Э-э, ну, она уже давно болеет. И лекарства у нас были, но в последнее время маме стало хуже. Мы немного не рассчитали, – застенчиво, словно извиняясь всем своим видом, объясняет Скотт.
Стайлзу хочется ущипнуть себя. Так, чтоб слезы на глазах выступили. Перед ним – словно совсем другой человек.
– У нее диабет. Бывает и хуже, не так ли? Но, – Скотт горько усмехается, – инсулин ей жизненно необходим.
– Ты поэтому здесь?
– Я не могу позволить ей умереть. Представляешь, она отказывается от укуса!
Стайлз даже представить не может, как можно согласиться на подобное.
– У меня просто не было других вариантов. Она – моя семья. Конечно, со мной стая, и я всегда чувствую их поддержку, но она… Это же моя мама, понимаешь? Не знаю как, но я готов пойти на все, чтобы она продолжала жить дальше.
Стайлз вспоминает свою маму, но смутно: прошло слишком много лет, безжалостное время стерло практически все, оставив в памяти лишь ощущение безграничной теплоты и защищенности.
– Да, я понимаю.
– Значит, мне повезло.
В глазах Скотта надежда и теплота, которых Стайлз не хочет видеть. Так было бы проще во всех смыслах. Он больше не может видеть в стоящем напротив человеке чудовище.
Вместе с этой мыслью голос из комлинка окончательно замолкает. Затухает даже эхо, к которому Стайлз привык, как инвалид привыкает к костылям.
– Значит, тебе нужны капсулы с инсулином?
– Да.
– Сколько?
– Чем больше, тем лучше. Пачек пять? – неуверенно вопрошает Скотт.
– Точно хватит?
– На первое время. А потом у нас запланирована вылазка и тогда… Ой!
Стайлз хоть и стоит вполоборота, все же замечает испуганный взгляд.
Он не хочет ни о чем знать. Сегодняшнего и так достаточно, чтобы закончить свои дни в Палатах Дознания.
– Хочешь есть?
Стайлз подходит к мини-холодильнику, по совместительству еще и прикроватной тумбочке. Внутри – бутылка молока и несколько зеленых яблок.
Скотт заглядывает ему через плечо.
– Теперь понятно, почему ты такой тощий.
– Из-за тебя я не успел зайти в магазин. И я вовсе не тощий.
– Да как же. Можно яблоко?
– Конечно, – сам он не чувствует голода, хотя в обед перекусил лишь бутербродом с ветчиной. – Кстати, через час отключат электричество.
– Почему именно через час?
– Время сна.
– Время сна, комендантский час, ни в коем случае не опоздать на работу или с работы. Вы нужду справлять тоже по расписанию ходите?
Стайлз неопределенно дергает плечом: можно понимать и как «да», и как «отвали».
– Когда ты последний раз гулял, Стайлз? Книжку там читал или с друзьями ходил куда-нибудь? Не на благо Города, а просто для себя. Чтобы развлечься, отдохнуть…
– Книги запрещены. Они – источник вольнодумства, пропагандирующий бесцельную жизнь. Жить – значит служить Городу.
– Жизнью надо наслаждаться. Так что ты не прав, Стайлз.
Настроение портится окончательно. Вытащив из комода дополнительное одеяло, он не глядя швыряет его Скотту.
– Спокойной ночи.
– Еще только восемь пятнадцать!
– Вставать в пять. Я собираюсь лечь спать.
Стянув джинсы и футболку, Стайлз заползает под тонкое синтетическое одеяло, в раздражении сбросив на пол серое покрывало. Он так зол, что даже забывает выключить свет. Приходится вставать и под пристальным взглядом Скотта топать на другой конец комнаты. Можно было бы забить, свет бы сам отключился в положенное время, но в этом разговоре хотелось (пусть и настолько по-детски) поставить точку.
Тонкая подушка сегодня кажется вдвойне неудобной.
– Спокойной ночи, Стайлз.
Стайлз натягивает одеяло до ушей, прячется, лелея свою обиду.
Сон не идет.
– Я не знаю, что вам говорят о нас. И не желаю знать, но…
Стайлзу хочется закричать, попросить Скотта замолчать, потому что с каждым его словом словно разрушается выстроенная вокруг оборонительная стена, выставляя под палящие лучи солнца кровоточащие и гноящиеся раны.
Но Скотт не слышит его мысленного вопля.
– В нашей стае есть и люди, и оборотни. Конечно, людей меньше, но мы не обращаем никого насильно. Мы работаем, как и вы. Работа тяжелая: приходится возделывать и засеивать землю, охотиться, самостоятельно строить жилища. Защищать их. Ты в курсе, как часто ваши Города отправляют карательные отряды? Почти каждую неделю.
Стайлзу нечего сказать.
– Каждую неделю кто-то умирает. Месяц назад погиб мой лучший друг и вся его семья. Они сгорели заживо – просто не успели выбраться. Оборотни, люди, взрослые и дети… Тем, кто правит вашими Городами, плевать, кого они уничтожают.
Теперь молчит уже Скотт.
О таком Бюро никогда ничего не сообщало.
– Когда на тебя открывают охоту, жить тяжело. Это даже не жизнь, это выживание. Но я никогда не променял бы свою жизнь на это болото. Твой дом, Стайлз, это всего лишь стены и мебель. В этой комнате нет ничего твоего и ничего, что рассказывало бы о тебе. Она такая… безликая.
– Так и должно быть.
– Нет! У тебя есть друзья, Стайлз?
– Нет.
Выходит лишь тихий шепот и отчего-то хочется разреветься, уткнувшись в подушку, но глаза совершенно сухие.
– Как же так можно?! А семья?
– Мама и папа… давно умерли.
– Ты мог бы завести собственную семью!
– Нужно разрешение Отдела Бракосочетаний, а у меня недостаточно…
Позади раздается глухой звук удара. Наверняка у соседей снизу побелка с потолка посыпалась – Скотт, похоже, любит выражать собственный гнев и несогласие с помощью кулаков и силы.
– Живете словно подопытные крысы! Слушать противно!
Стайлз сжимается в комок от звучащих в голосе презрения и ненависти.
– …Мне тоже противно, – слова, хриплые, вытащенные с самой глубины, царапают горло, – неуклюжие, страшные, правдивые.
Чужих шагов он просто не слышит. Может, из-за волнения и набатом стучащего в висках сердца, а может, Скотт просто невероятно хорош.
– Прости. Мне не стоило этого говорить. Ты не виноват.
Скотт ободряюще сжимает его плечо, а Стайлз мысленно расписывается в трусости.
Его отец говорил практически то же самое. Потом его не стало, а Стайлз вынес для себя важный урок. И все последующие годы давил в себе того, кем был когда-то. Быть вне системы казалось слишком страшным.
– Я помогу тебе. Я не передумаю, обещаю.
– Спасибо.
Засыпает он – словно выключается.
– Добрый день. Могу я вам помочь?
Девушка за прилавком, в выглаженном белом халатике, приветливо улыбается ему ярко-алыми губами. Глаза, в противовес размалеванному рту, остаются равнодушными.
– Добрый, – поднатужившись, Стайлз выдавливает соответствующую ситуации гримасу, должную выражать радость. – Мне нужны капсулы инсулина.
– Конечно. Могу я взглянуть на ваш рецепт?
– Да-да, сейчас.
С приторной, приклеившейся улыбкой (готовой вот-вот соскользнуть и вдребезги разбиться о бетонный пол), Стайлз тщательно начинает шарить по карманам куртки. Удивленно приподняв брови, проверяет карманы брюк. Не забывая бросать на девушку смущенные и отчаянные взгляды, вверх дном перетряхивает рабочую сумку, но ничего не находит.
– Я… видимо, я забыл рецепт дома…
– Ничего страшного, приходите в другой раз, – формально отвечает девушка за стойкой.
– Но мне правда нужно лекарство! Знаете, я очень спешу! А вечером, когда я буду возвращаться, вы уже закроетесь! Пожалуйста, можно я занесу рецепт завтра утром? Девушка, это вопрос жизни и смерти.
Она даже не смотрит на него.
– Хорошо. Но я буду вынуждена сообщить об этом.
– Конечно, конечно! Я просто такой забывчивый! – нервно смеется Стайлз, ероша волосы на затылке.
– Сколько?
– Пять пачек.
– А не много?
– Это у нас семейное!
Стайлз чувствует: его заносит, но жать на тормоза слишком поздно.
– С вас двести шестьдесят кредитов.
– Вот, пожалуйста.
Стайлз протягивает свой ЛИ (личный идентификатор), и девушка молча списывает нужную сумму с его счета.
– Благодарю за покупку. Тщательно следите за своим здоровьем.
– И вы!
Махнув на прощание, Стайлз быстрым шагом покидает здание. У него не так много времени: девушка уже наверняка набирает номер и сообщает о гражданине, купившем лекарства без рецепта.
Отсчет идет на минуты.
Но он все равно идет неторопливо, в последний раз оглядывая серые улицы.
– Я принес.
Скотт вскакивает с его постели, бросается навстречу и заключает в сокрушительные объятия.
– Спасибо! Ты не представляешь, как меня выручил.
– Ха!
На секунду сжав его еще крепче, Скотт наконец-то разжимает руки.
Лекарства он, тщательно, в несколько слоев завернув в неопределенного цвета кусок ткани, прячет на дно видавшего лучшие дни рюкзака.
Наступает самый неловкий момент. Они оба мнутся на пороге квартиры, не зная, что сказать или сделать.
Стайлз решается первым.
– Удачи! – говорит он и пытается улыбнуться. Искренне, от всей души, как улыбался только в детстве. Хочется, чтобы Скотт запомнил его таким.
– Спасибо. Береги себя! Ну… бывай?
Кивнув на прощание, Скотт уходит, хоть и оборачивается несколько раз, идя по все столь же темному коридору.
А Стайлз остается один. Снова.
Скоро за ним придут. Уведут в страшное, высокое белое здание на главной площади, о котором не то что говорить – думать не решаются. Где-то внутри него – Палаты Дознаний. Место, где из Стайлза вытянут все. Перетряхнут, словно корзину с грязным бельем, всю его память.
И, в конце концов, он просто исчезнет. Кто-нибудь вспомнит о нем? Его место тут же займет очередная человекоподобная машина, и даже на работе никто не заметит пропажи. В это Городе все они – на одно лицо.
Внизу хлопает дверь. Стайлз стоит в каком-то оцепенении. А спустя минуту или вечность срывается с места, спотыкаясь на лестнице, хватаясь за шаткие перила, спешит вниз, боясь не успеть.
Чуть ли не с пинка распахивает дверь, вылетает за порог и впечатывается в грудь Скотта.
– Я так и думал.
Два коридора и лестничный пролет. Стайлз дышит так, словно выиграл пятикилометровый забег.
– Можно… можно мне пойти с тобой?
Скотт улыбается, словно зажигая на небе персональное солнце.
– Да. Я буду рад.
Стайлз счастлив. Он весь словно сосуд, заполненный чистой родниковой водой, смотрит и не может поверить, что сделал подобное. Пусть даже пока только на словах. Но уже разорвал этот порочный круг.
Скотт словно Харон. Только наоборот – он вывезет его из царства мертвых.
Им обоим закоротило мозги. Иначе как объяснить то, что незваных гостей они замечают одновременно?
Стайлз не успевает испугаться, когда видит бегущих в их сторону трех мужчин, в неприметных костюмах и низко надвинутых шляпах. Скотт хватает его за запястье и, как в день их встречи, тянет за собой.
Пустынные улицы сменяют одна другую. Они оторвались (Стайлз больше не слышит назойливого топота за спиной), но в боку и под ключицей нестерпимо колет. Скотт и так практически тащит его на себе.
Бесполезная обуза, вот он кто.
От стены отлетает крошка, больно оцарапав щеку, и спустя еще секунду Стайлз слышит звук выстрела за спиной.
– Люк! – на выдохе сипит Стайлз.
– Что?
– Канализация!
Скотт понимает и, подхватив его за шиворот, одной рукой вырывает стальной диск.
Они прыгают вниз (конечно же, Стайлз не удерживается на ногах и падает в вонючую, липкую грязь) и гонка продолжается.
Остановиться и отдышаться Скотт позволяет не скоро. За время этого стремительного бега Стайлз только и может, что молча тыкать пальцем в нужные коллекторы.
– Ты как?
Стайлз, не способный ни о чем думать, валится на колени, упираясь в них руками, в попытке не свалиться лицом в мутную жижу.
– Стайлз?
Стайлз хочет ответить, но легкие горят огнем и его скручивает в кашле.
– Да, приятель, вот что случается с офисными крысами.
Его начинает разбирать смех, а кашель от этого только усиливается.
– Успокойся, тише, – только когда Скотт крепко обнимает его, прижав лицом к собственной шее, до Стайлза доходит: это просто истерический всплеск.
Впрочем, приходит в себя он так же быстро.
– Интересно, где мы? Я совсем не замечал, куда мы сворачивали…
Стайлз удивлен. Ему казалось, что Скотт тщательно следит за маршрутом их передвижения, а оказывается…
– Мы почти за городом.
– Откуда знаешь?
– Это было моей работой.
Скотт странно смотрит на него.
– Как же, однако, мне повезло.
Стайлз не уверен, шутка ли это, но все равно смеется.
– Не то слово.
Скотт помогает ему подняться, тянет за руку из холодной воды и мрачного города, оставшегося позади и над ними.
– Веди.
Стайлз, еще раз оглядевшись, уверенно следует вперед. Хоть на что-то эти бесконечные часы прозябания над картами и графиками сгодились.
Снаружи все меняется.
Стайлз чувствует себя неуверенно среди ничем не ограниченного пространства. За окружающей Город кольцом стеной раскинулся целый мир, совершенно ему незнакомый. Стайлз в нем – словно слепец.
Но рядом есть Скотт, который, в отличие от него, явно чувствует себя в лесу как рыба в воде.
Костер они разжечь так и не решились (точнее, Скотт просто не дал). Вероятность того, что их будут искать, сбрасывать со счетов было нельзя. А огонь очень приметный ориентир.
Стайлзу неуютно. Лес наполнен непривычными шорохами и звуками. Лес живет своей тайной жизнью даже ночью, переговариваясь кронами и самыми мелкими листочками.
Лежать на холодной, присыпанной лишь листьями земле – жестко. Скотт отдал ему свою куртку, но даже так Стайлз весь извертелся.
– Ну ты и неженка.
– Посочувствовал бы, – недовольно буркает Стайлз, плотнее закутываясь в чужую куртку. Скотту не холодно, чертову оборотню.
– Ладно. Иди сюда, – приглашающе хлопает он ладонью по земле.
Стайлз, не раздумывая, подкатывается к горячему боку, блаженно прикрывая глаза – хоть чуть-чуть, да теплее.
– Не жалеешь? – спустя какое-то время тихо спрашивает Скотт.
– А?
Стайлз успел задремать и теперь пытается сходу понять, что от него хотят.
– Не жалеешь, что ушел со мной?
Стайлз зевает, чуть не вывихнув челюсть.
– Пока не понял. Но дома была кровать.
– Хватит бурчать, – фыркает Скотт. – И все же ты неженка.
– Отвали.
Стайлз недовольно смотрит на ухмыляющегося оборотня. В сон клонит со страшной силой, и бороться с желанием закрыть глаза становится все сложнее.
Но Скотт молчит, только смотрит пристально, но к этому можно привыкнуть.
А потом, совершенно внезапно, целует его, уверенно накрывая удивленно разомкнутые губы.
– Ты что творишь?!
Стайлз подрывается, пытается встать, но ему не дают.
– Целую тебя.
– Совсем охренел?!
– Есть немного, – криво ухмыляется Скотт.
Стайлз молчит, ошарашено глядя на него. Губы горят огнем.
– Да ладно тебе. Еще скажи, что не понравилось.
Стайлз краснеет, надеясь, что в темноте это останется незамеченным.
– Не понравилось!
– Ха! Врун.
Скотт хватает его за плечо и с силой дергает на себя. Стайлз, потеряв равновесие, валится на него всем весом, а через секунду и вовсе забывает о любых возражениях.
Скотт отлично целуется. Он достаточно напорист, слегка груб, но в то же время внимателен.
Поцелуй настолько захватывает Стайлза, что он слегка отключается от реальности. И приходит в себя только от ощущения сильных ладоней, нагло мнущих его задницу.
Скотт, словно вампир, кусает его за шею и ключицы, наверняка оставляя красочные синяки. Стайлзу все равно: он слишком возбужден и боль становится лишь пикантной приправой к общему блюду.
Стайлз стонет, обхватывая Скотта за шею, когда тот одним резким движением перекатывает их, оказываясь сверху. В ночной тишине громко звякает пряжка ремня, а после твердая, мозолистая рука обхватывает его истекающий смазкой член. Большой палец проходится по головке, и Стайлза выгибает от наслаждения.
Трясущимися руками он тянется к ширинке Скотта, но тот нетерпеливо мотает головой и отбрасывает его руки. Скотт требовательно целует его, прикусывая губы до крови, и быстро и сильно ведет рукой, подводя к краю. Долго это не может продолжаться: буквально спустя пару движений Стайлз кончает, зажмурившись до белых кругов перед глазами и выгнув шею.
Чуть отойдя, он проводит потной ладонью по лицу Скотта, откидывая влажные пряди со лба.
– А ты?
– А я уже, – хмыкает тот.
Радужка Скотта – насыщенно желтая. Стайлз думает, что сможет к этому привыкнуть.
– Мне понравилось, – нагло заявляет он. И снова зевает.
– Да я догадался.
– Нужно будет обязательно повторить. Только с нормальной кроватью. И душем, – бормочет Стайлз, просовывая ладони под рубашку Скотта.
Тот возится с его ремнем, застегивая джинсы, а после обнимает его и поворачивается на бок, подхватывая откуда-то сбоку сброшенную раньше куртку.
Стайлз раздраженно шипит и выхватывает зажатую руку. Скотт не пушинка, и если Стайлз проспит так всю ночь, к утру чувствительность совсем пропадет.
– Спи.
Сквозь сон Стайлз еще хочет возмутиться, сказав что-то вроде: «А я что, по-твоему, пытаюсь сделать?», но у него совсем нет сил.
Завтра будет новый день. А еще спустя три дня они дойдут до огромного поселения, которое станет новым домом Стайлза («Станет, обязательно станет, вот увидишь, Стайлз!»). Будет неловкое знакомство с мамой Скотта, которая все поймет чуть ли не с первого взгляда. Будет еще более неловкая встреча с Альфой общины, к которой принадлежит Скотт.
Но это все – еще впереди. А сейчас Стайлз спит, вымотанный до предела. И снится ему их дом, то время, когда родители еще были живы, мама пекла по выходным яблочную шарлотку, а отце возвращался с дежурства и говорил: «Я дома».
Стайлз улыбается во сне.
Автор: Санри
Бета: Peach Tree
Размер: 4 129 слов
Пейринг/Персонажи: Скотт МакКолл/Стайлз Стилински
Категория: слэш
Жанр: экшн, антиутопия
Рейтинг: NC-17
Предупреждения: AU, ООС
Краткое содержание: Эта встреча переворачивает мир Стайлза с ног на голову. Ему придется сделать выбор.
Примечание: 1) Комлинк (англ. comlink, от англ. com – коммуникация, связь + англ. link – связь, соединение). 2) Коллектор – главный канал водосточной сети. Представляет собой трубу большого диаметра. Коллекторы являются частью городской канализационной системы; они собирают сточные воды и отводят их за пределы канализации к насосным станциям, очистным сооружениям или к месту сброса в водоём.
Размещение: запрещено без разрешения автора
«…Это долг каждого гражданина. Оборотни – враги всего человечества. Оборотни не поддаются контролю. Даже после Терапии ни один оборотень не сможет стать здоровой, функционирующей единицей Общества. Помните о том, что при столкновении с представителями данного вида необходимо немедленно вызвать Отдел по Борьбе с Существами. Не пытайтесь оказывать оборотню сопротивление. Ни в коем случае не вступайте с оборотнем в контакт. В случае несчастного исхода Бюро Последней Помощи позаботится о вас. Граждане, помните! Все мы – винтики в отлаженной системе, единый организм, что стремится к процветанию человеческого разума. Уничтожение оборотней необходимо…»– Пожалуйста, не бойся меня…
«…это долг каждого гражданина…»
– Прошу тебя, отдай мне комлинк…
Стайлз с ужасом смотрит на приближающуюся фигуру. Руки трясутся мелкой дрожью, пальцем он никак не может попасть по кнопке вызова. Всего одно нажатие – и он исполнит свой долг. Сделает так, как уговаривает знакомый, безопасный голос в наушнике.
Сердце в груди загнанно, тяжело стучит – так быстро и сильно, что Стайлз ощущает реальную физическую боль. Серые коробы домов словно нависли над головой, окружили со всех сторон и давят, давят, давят…
Стайлз смотрит в пронзительно желтые глаза и не может, не хочет верить, что подобное происходит с ним.
– Вот так, хорошо…
Его оледеневших рук касаются чужие пальцы – ненормально горячие. Стайлз вздрагивает: тыльную сторону ладоней царапают острые когти.
Он зажмуривается, плотно стиснув веки.
Комлинк вытягивают из его безвольных рук. Спустя секунду он слышит громкий хруст – по-видимому, оборотень раздавил устройство. Стайлз в каком-то отупении ждет того момента, когда так же легко хрустнут его позвонки.
– Мне нужна твоя помощь! Пожалуйста, помоги мне!
Это настолько неожиданно, что Стайлз даже решается открыть глаза.
«…Оборотни не способны на продуктивную мыслительную деятельность. В их натуру заложен инстинкт разрушения. Эти существа привыкли уничтожать все на своем пути. Их цель – привести в упадок человечество, лишить каждого из нас крова над головой. Все оборотни по сути своей есть не что иное…»
Глухо зарычав, оборотень рывком сдергивает с его шеи шнурок наушников. Маленькие ракушки он с ненавистью втаптывает в землю.
Стайлз остается совсем один.
– Мне нужна аптека. Слышишь, парень? Аптека!
Стайлз не понимает, чего от него хотят. Зачем оборотню аптека? По информационному каналу предупреждали, что метаболизм этого вида позволяет им регенерировать, залечивая даже смертельные раны.
– Дерьмо! Ты совсем зомбированный, да? – оборотень делает шаг вперед, и Стайлз шарахается назад, затылком стукаясь о бетонную стенку за спиной. – Ладно… Давай сюда свою толстовку. Живо!
Радужка оборотня вспыхивает, теряя последнее сходство с человеческой. Стайлз видит острые, влажно поблескивающие в свете уличных фонарей клыки. Проверять их остроту на собственной шкуре ему не хочется.
– Поможешь мне – оставлю в живых, понял?
Оборотень грубо хватает его за затылок, ощутимо царапая кожу. Стайлз кивает быстро-быстро, словно боясь не успеть дать положительный ответ. Как только его отпускают, он лихорадочно сдергивает с себя требуемое. Прохладный ночной воздух опаляет разгоряченное тело, Стайлз отстраненно думает, что так можно заболеть, придется идти в Палаты Покоя и в итоге он не сдаст недельную норму.
Оборотень надевает его красную худи; та чуть мала ему в плечах, и ткань натягивается на груди. Стайлз с тоской думает, что вещь будет испорчена.
– Мне нужна аптека, – накидывая капюшон на лицо, говорит оборотень. – Ты проведешь меня.
– Н-но…
– Разве это так сложно?!
– Но все уже закрыто!
Оборотень явно теряется.
– Еще даже не ночь.
– В городе введено военное положение. После семи вечера на улицах не должно быть никого. Только патрульные, – Стайлз поднимает руку, демонстрируя циферблат оборотню. – Уже семь минут восьмого.
– Когда откроется аптека?
– Завтра. В шесть утра.
– А если кому-то станет плохо?
– Он должен дождаться утра. Тогда он сможет обратиться в Палаты Покоя.
– А если что-то серьезное? Сердечный приступ или еще что?
– Человек умрет.
Оборотень со злостью ударяет стиснутым кулаком по стене, выбивая цементную крошку. Стайлз лишь молча следит за его вспышкой: он устал бояться. Да и смысла теперь нет.
– Как же вы можете так жить?! И еще нас называете тварями! – в его голосе слышится откровенная мука, которой Стайлз не понимает. – Не важно. Тогда… ты поможешь мне укрыться, а завтра сходишь для меня в аптеку, идет, да?
– Нет. Это бессмысленно.
– Что?!
– Патруль. У них биосканеры.
Оборотень вскидывает голову, весь напрягается, ощетиниваясь, словно дикий зверь. Поводит носом, как собака, учуявшая кошку за углом.
– До тебя далеко?
– Что?! Я не поведу тебя к себе домой!
– В двух кварталах отсюда – вооруженный отряд. Я просто переломаю тебе ноги и брошу здесь. Идет?
– С-следующая улица, второй дом справа, первый подъезд.
– Ни звука!
Оборотень хватает его за руку и с неотвратимостью надвигающейся грозы тащит за собой в озвученном направлении. А вот Стайлзу хочется смеяться. Сейчас уже можно хоть песни во все горло распевать, не важно. «Ни звука» их не спасет. Сразу видно, что этот парень Города не знает.
Датчики и видеокамеры уже зафиксировали их. Скрупулезно замерили, взвесили и вынесли приговор.
Оказавшись у знакомой двери, Стайлз на автомате потянул из кармана связку ключей. Замок тихонько щелкнул, впуская их в темный и пыльный коридор.
– Куда теперь?
– Второй этаж, одиннадцатая квартира, – едва слышно отвечает Стайлз.
Оборотень бесшумно ступает по старому, вытертому линолеуму. У Стайлза так не получается: он спотыкается, скрипит половицами, поднимаясь по лестнице, хоть и знает, куда не стоит ставить ногу. Но так привычней.
Оказавшись в квартире, он с облегчением приваливается к двери спиной. Холодный рассеянный свет заливает пространство комнаты. Опасность не миновала, но за стенами родной квартиры словно отступила на неопределенное время.
До утра, напоминает себе Стайлз. Только до утра.
Они оба молчат. Стайлз рассматривает скинувшего капюшон оборотня, а тот в свою очередь с неприкрытым любопытством изучает его конуру.
Теперь, при ярком свете, Стайлз видит, что этот оборотень не старше его. Он мог бы сойти за рядового жителя Города, если бы не взгляд и выражение лица. Когда хочешь выжить, быстро учишься скрывать свои мысли и желания за маской безразличия и вежливого добродушия. А этого парня можно читать словно раскрытую книгу. Брови хмурятся, приподнимаются от удивления, губы расслабляются, чтобы в следующую секунду сложиться в упрямую складку, и все лицо его живет, играет, отражая внутренние переживания.
В Городе он не продержался бы и дня.
– Как ты можешь жить здесь?
– Что?
Оборотень смотрит на него с легким удивлением и недоверием. Так, словно увидел восьмое чудо света.
Стайлз, отлипнув от двери, недоуменно оглядывает привычный интерьер. Заправленная покрывалом кровать под окном, комод в углу, справа от двери, а напротив кровати – длинный письменный стол, тщательно вытертый от пыли.
– Да все вроде нормально…
– Здесь же пусто! Словно ты сюда только спать приходишь!
Тут он не ошибся. Стайлз встает в пять утра. Делает зарядку, завтракает, одевается и выходит из дома. Путь до работы пешком занимает ровно час. В семь ноль-ноль он садится за свое рабочее место и до пяти вечера, с единственным двадцатиминутным перерывом на обед, погружается в цифры и графики, вычисляя, сверяя и прогнозируя (у Стайлза очень важная работа, ведь он – проектировщик времени на обслуживание и ремонт городской канализации). Как только заканчивается рабочая смена, он уходит, показав бейдж охраннику на контрольно-пропускном пункте, и возвращается той же дорогой домой. Потом ужинает, читает купленную в ларьке газету, чистит зубы, принимает душ и ложится спать, чтобы завтра начать новый день.
Его жизнь – неизменная череда доведенных до автоматизма событий.
Сегодняшний рывок в темную подворотню становится неприятным исключением из правил. Катастрофой. Это нарушает отлаженную систему, по-настоящему пугая его.
– Так и есть.
Оборотень безнадежно качает головой.
– Это неправильно, неужели ты не понимаешь?
Оборотень делает шаг по направлению к нему, протягивает зачем-то руку, и Стайлз шарахается прочь.
– Не трогай меня!
Поднятые в успокаивающем жесте открытые ладони становятся ему ответом.
– Да не трону я тебя! Кстати, я – Скотт. Приятно познакомиться, – говорит он и улыбается, прищуривая глаза.
Улыбка преображает его лицо, делая еще младше, таким открытым и наивным, и Стайлз ненароком ведется. Не может человек с таким лицом и улыбкой быть безжалостным убийцей.
Он совсем не похож на безмозглое, опьяненное яростью животное. И Стайлз, крайне неохотно, вынужден признать: этот парень располагает к себе.
– Зачем тебе нужно в аптеку? Разве вы, оборотни, не умеете лечить себя?
– Умеем. Но лекарство нужно не мне.
– А кому? – спрашивает Стайлз, чувствуя себя последним глупцом на планете. Неужели есть болезни, от которых даже оборотни не могут излечиться самостоятельно?
– Моей матери. И она – человек.
Оборотни ненавидят людей. Согласно информации, которую непрерывно вещает Бюро, людей они считают заклятыми врагами и совершают целенаправленные вылазки в Города. Похищают детей, чтобы обратить их в себе подобных, а взрослых, – мужчин и женщин, особенно молодых, – хладнокровно убивают, разрывая своих жертв на куски. Каждый день в городской газете Стайлз читает некрологи, и количество убитых оборотнями заставляет внутренне содрогаться.
А тут – мать оборотня, не являющаяся оборотнем. То есть человек, родивший ребенка не человека. То есть…
– Ну, друг, у тебя и каша в голове! – смеется оборотень (Скотт, мысленно пробует имя Стайлз).
– Я что, вслух это сказал?!
– Точно!
Стайлз хмурится. Нервно взглянув на Скотта, который, хоть и выглядит совершенно безобидным в данный момент, все же не внушает доверия, он по стеночке обходит его стороной. Вожделенные таблетки в верхнем ящике стола.
Всухомятку разжевывая горькие пилюли, Стайлз с тоской смотрит на настенные часы. Стрелка застыла между безликими семеркой и восьмеркой. А вот Стайлз в данную конкретную минуту безликим, как и должно быть, себя совсем не ощущает.
Это чудовищно ненормально.
– Ты болен?
Беспокойство в чужом голосе совершенно не наигранное.
– Типа того. Лучше расскажи о своей матери.
– А? Э-э, ну, она уже давно болеет. И лекарства у нас были, но в последнее время маме стало хуже. Мы немного не рассчитали, – застенчиво, словно извиняясь всем своим видом, объясняет Скотт.
Стайлзу хочется ущипнуть себя. Так, чтоб слезы на глазах выступили. Перед ним – словно совсем другой человек.
– У нее диабет. Бывает и хуже, не так ли? Но, – Скотт горько усмехается, – инсулин ей жизненно необходим.
– Ты поэтому здесь?
– Я не могу позволить ей умереть. Представляешь, она отказывается от укуса!
Стайлз даже представить не может, как можно согласиться на подобное.
– У меня просто не было других вариантов. Она – моя семья. Конечно, со мной стая, и я всегда чувствую их поддержку, но она… Это же моя мама, понимаешь? Не знаю как, но я готов пойти на все, чтобы она продолжала жить дальше.
Стайлз вспоминает свою маму, но смутно: прошло слишком много лет, безжалостное время стерло практически все, оставив в памяти лишь ощущение безграничной теплоты и защищенности.
– Да, я понимаю.
– Значит, мне повезло.
В глазах Скотта надежда и теплота, которых Стайлз не хочет видеть. Так было бы проще во всех смыслах. Он больше не может видеть в стоящем напротив человеке чудовище.
Вместе с этой мыслью голос из комлинка окончательно замолкает. Затухает даже эхо, к которому Стайлз привык, как инвалид привыкает к костылям.
– Значит, тебе нужны капсулы с инсулином?
– Да.
– Сколько?
– Чем больше, тем лучше. Пачек пять? – неуверенно вопрошает Скотт.
– Точно хватит?
– На первое время. А потом у нас запланирована вылазка и тогда… Ой!
Стайлз хоть и стоит вполоборота, все же замечает испуганный взгляд.
Он не хочет ни о чем знать. Сегодняшнего и так достаточно, чтобы закончить свои дни в Палатах Дознания.
– Хочешь есть?
Стайлз подходит к мини-холодильнику, по совместительству еще и прикроватной тумбочке. Внутри – бутылка молока и несколько зеленых яблок.
Скотт заглядывает ему через плечо.
– Теперь понятно, почему ты такой тощий.
– Из-за тебя я не успел зайти в магазин. И я вовсе не тощий.
– Да как же. Можно яблоко?
– Конечно, – сам он не чувствует голода, хотя в обед перекусил лишь бутербродом с ветчиной. – Кстати, через час отключат электричество.
– Почему именно через час?
– Время сна.
– Время сна, комендантский час, ни в коем случае не опоздать на работу или с работы. Вы нужду справлять тоже по расписанию ходите?
Стайлз неопределенно дергает плечом: можно понимать и как «да», и как «отвали».
– Когда ты последний раз гулял, Стайлз? Книжку там читал или с друзьями ходил куда-нибудь? Не на благо Города, а просто для себя. Чтобы развлечься, отдохнуть…
– Книги запрещены. Они – источник вольнодумства, пропагандирующий бесцельную жизнь. Жить – значит служить Городу.
– Жизнью надо наслаждаться. Так что ты не прав, Стайлз.
Настроение портится окончательно. Вытащив из комода дополнительное одеяло, он не глядя швыряет его Скотту.
– Спокойной ночи.
– Еще только восемь пятнадцать!
– Вставать в пять. Я собираюсь лечь спать.
Стянув джинсы и футболку, Стайлз заползает под тонкое синтетическое одеяло, в раздражении сбросив на пол серое покрывало. Он так зол, что даже забывает выключить свет. Приходится вставать и под пристальным взглядом Скотта топать на другой конец комнаты. Можно было бы забить, свет бы сам отключился в положенное время, но в этом разговоре хотелось (пусть и настолько по-детски) поставить точку.
Тонкая подушка сегодня кажется вдвойне неудобной.
– Спокойной ночи, Стайлз.
Стайлз натягивает одеяло до ушей, прячется, лелея свою обиду.
Сон не идет.
– Я не знаю, что вам говорят о нас. И не желаю знать, но…
Стайлзу хочется закричать, попросить Скотта замолчать, потому что с каждым его словом словно разрушается выстроенная вокруг оборонительная стена, выставляя под палящие лучи солнца кровоточащие и гноящиеся раны.
Но Скотт не слышит его мысленного вопля.
– В нашей стае есть и люди, и оборотни. Конечно, людей меньше, но мы не обращаем никого насильно. Мы работаем, как и вы. Работа тяжелая: приходится возделывать и засеивать землю, охотиться, самостоятельно строить жилища. Защищать их. Ты в курсе, как часто ваши Города отправляют карательные отряды? Почти каждую неделю.
Стайлзу нечего сказать.
– Каждую неделю кто-то умирает. Месяц назад погиб мой лучший друг и вся его семья. Они сгорели заживо – просто не успели выбраться. Оборотни, люди, взрослые и дети… Тем, кто правит вашими Городами, плевать, кого они уничтожают.
Теперь молчит уже Скотт.
О таком Бюро никогда ничего не сообщало.
– Когда на тебя открывают охоту, жить тяжело. Это даже не жизнь, это выживание. Но я никогда не променял бы свою жизнь на это болото. Твой дом, Стайлз, это всего лишь стены и мебель. В этой комнате нет ничего твоего и ничего, что рассказывало бы о тебе. Она такая… безликая.
– Так и должно быть.
– Нет! У тебя есть друзья, Стайлз?
– Нет.
Выходит лишь тихий шепот и отчего-то хочется разреветься, уткнувшись в подушку, но глаза совершенно сухие.
– Как же так можно?! А семья?
– Мама и папа… давно умерли.
– Ты мог бы завести собственную семью!
– Нужно разрешение Отдела Бракосочетаний, а у меня недостаточно…
Позади раздается глухой звук удара. Наверняка у соседей снизу побелка с потолка посыпалась – Скотт, похоже, любит выражать собственный гнев и несогласие с помощью кулаков и силы.
– Живете словно подопытные крысы! Слушать противно!
Стайлз сжимается в комок от звучащих в голосе презрения и ненависти.
– …Мне тоже противно, – слова, хриплые, вытащенные с самой глубины, царапают горло, – неуклюжие, страшные, правдивые.
Чужих шагов он просто не слышит. Может, из-за волнения и набатом стучащего в висках сердца, а может, Скотт просто невероятно хорош.
– Прости. Мне не стоило этого говорить. Ты не виноват.
Скотт ободряюще сжимает его плечо, а Стайлз мысленно расписывается в трусости.
Его отец говорил практически то же самое. Потом его не стало, а Стайлз вынес для себя важный урок. И все последующие годы давил в себе того, кем был когда-то. Быть вне системы казалось слишком страшным.
– Я помогу тебе. Я не передумаю, обещаю.
– Спасибо.
Засыпает он – словно выключается.
– Добрый день. Могу я вам помочь?
Девушка за прилавком, в выглаженном белом халатике, приветливо улыбается ему ярко-алыми губами. Глаза, в противовес размалеванному рту, остаются равнодушными.
– Добрый, – поднатужившись, Стайлз выдавливает соответствующую ситуации гримасу, должную выражать радость. – Мне нужны капсулы инсулина.
– Конечно. Могу я взглянуть на ваш рецепт?
– Да-да, сейчас.
С приторной, приклеившейся улыбкой (готовой вот-вот соскользнуть и вдребезги разбиться о бетонный пол), Стайлз тщательно начинает шарить по карманам куртки. Удивленно приподняв брови, проверяет карманы брюк. Не забывая бросать на девушку смущенные и отчаянные взгляды, вверх дном перетряхивает рабочую сумку, но ничего не находит.
– Я… видимо, я забыл рецепт дома…
– Ничего страшного, приходите в другой раз, – формально отвечает девушка за стойкой.
– Но мне правда нужно лекарство! Знаете, я очень спешу! А вечером, когда я буду возвращаться, вы уже закроетесь! Пожалуйста, можно я занесу рецепт завтра утром? Девушка, это вопрос жизни и смерти.
Она даже не смотрит на него.
– Хорошо. Но я буду вынуждена сообщить об этом.
– Конечно, конечно! Я просто такой забывчивый! – нервно смеется Стайлз, ероша волосы на затылке.
– Сколько?
– Пять пачек.
– А не много?
– Это у нас семейное!
Стайлз чувствует: его заносит, но жать на тормоза слишком поздно.
– С вас двести шестьдесят кредитов.
– Вот, пожалуйста.
Стайлз протягивает свой ЛИ (личный идентификатор), и девушка молча списывает нужную сумму с его счета.
– Благодарю за покупку. Тщательно следите за своим здоровьем.
– И вы!
Махнув на прощание, Стайлз быстрым шагом покидает здание. У него не так много времени: девушка уже наверняка набирает номер и сообщает о гражданине, купившем лекарства без рецепта.
Отсчет идет на минуты.
Но он все равно идет неторопливо, в последний раз оглядывая серые улицы.
– Я принес.
Скотт вскакивает с его постели, бросается навстречу и заключает в сокрушительные объятия.
– Спасибо! Ты не представляешь, как меня выручил.
– Ха!
На секунду сжав его еще крепче, Скотт наконец-то разжимает руки.
Лекарства он, тщательно, в несколько слоев завернув в неопределенного цвета кусок ткани, прячет на дно видавшего лучшие дни рюкзака.
Наступает самый неловкий момент. Они оба мнутся на пороге квартиры, не зная, что сказать или сделать.
Стайлз решается первым.
– Удачи! – говорит он и пытается улыбнуться. Искренне, от всей души, как улыбался только в детстве. Хочется, чтобы Скотт запомнил его таким.
– Спасибо. Береги себя! Ну… бывай?
Кивнув на прощание, Скотт уходит, хоть и оборачивается несколько раз, идя по все столь же темному коридору.
А Стайлз остается один. Снова.
Скоро за ним придут. Уведут в страшное, высокое белое здание на главной площади, о котором не то что говорить – думать не решаются. Где-то внутри него – Палаты Дознаний. Место, где из Стайлза вытянут все. Перетряхнут, словно корзину с грязным бельем, всю его память.
И, в конце концов, он просто исчезнет. Кто-нибудь вспомнит о нем? Его место тут же займет очередная человекоподобная машина, и даже на работе никто не заметит пропажи. В это Городе все они – на одно лицо.
Внизу хлопает дверь. Стайлз стоит в каком-то оцепенении. А спустя минуту или вечность срывается с места, спотыкаясь на лестнице, хватаясь за шаткие перила, спешит вниз, боясь не успеть.
Чуть ли не с пинка распахивает дверь, вылетает за порог и впечатывается в грудь Скотта.
– Я так и думал.
Два коридора и лестничный пролет. Стайлз дышит так, словно выиграл пятикилометровый забег.
– Можно… можно мне пойти с тобой?
Скотт улыбается, словно зажигая на небе персональное солнце.
– Да. Я буду рад.
Стайлз счастлив. Он весь словно сосуд, заполненный чистой родниковой водой, смотрит и не может поверить, что сделал подобное. Пусть даже пока только на словах. Но уже разорвал этот порочный круг.
Скотт словно Харон. Только наоборот – он вывезет его из царства мертвых.
Им обоим закоротило мозги. Иначе как объяснить то, что незваных гостей они замечают одновременно?
Стайлз не успевает испугаться, когда видит бегущих в их сторону трех мужчин, в неприметных костюмах и низко надвинутых шляпах. Скотт хватает его за запястье и, как в день их встречи, тянет за собой.
Пустынные улицы сменяют одна другую. Они оторвались (Стайлз больше не слышит назойливого топота за спиной), но в боку и под ключицей нестерпимо колет. Скотт и так практически тащит его на себе.
Бесполезная обуза, вот он кто.
От стены отлетает крошка, больно оцарапав щеку, и спустя еще секунду Стайлз слышит звук выстрела за спиной.
– Люк! – на выдохе сипит Стайлз.
– Что?
– Канализация!
Скотт понимает и, подхватив его за шиворот, одной рукой вырывает стальной диск.
Они прыгают вниз (конечно же, Стайлз не удерживается на ногах и падает в вонючую, липкую грязь) и гонка продолжается.
Остановиться и отдышаться Скотт позволяет не скоро. За время этого стремительного бега Стайлз только и может, что молча тыкать пальцем в нужные коллекторы.
– Ты как?
Стайлз, не способный ни о чем думать, валится на колени, упираясь в них руками, в попытке не свалиться лицом в мутную жижу.
– Стайлз?
Стайлз хочет ответить, но легкие горят огнем и его скручивает в кашле.
– Да, приятель, вот что случается с офисными крысами.
Его начинает разбирать смех, а кашель от этого только усиливается.
– Успокойся, тише, – только когда Скотт крепко обнимает его, прижав лицом к собственной шее, до Стайлза доходит: это просто истерический всплеск.
Впрочем, приходит в себя он так же быстро.
– Интересно, где мы? Я совсем не замечал, куда мы сворачивали…
Стайлз удивлен. Ему казалось, что Скотт тщательно следит за маршрутом их передвижения, а оказывается…
– Мы почти за городом.
– Откуда знаешь?
– Это было моей работой.
Скотт странно смотрит на него.
– Как же, однако, мне повезло.
Стайлз не уверен, шутка ли это, но все равно смеется.
– Не то слово.
Скотт помогает ему подняться, тянет за руку из холодной воды и мрачного города, оставшегося позади и над ними.
– Веди.
Стайлз, еще раз оглядевшись, уверенно следует вперед. Хоть на что-то эти бесконечные часы прозябания над картами и графиками сгодились.
Снаружи все меняется.
Стайлз чувствует себя неуверенно среди ничем не ограниченного пространства. За окружающей Город кольцом стеной раскинулся целый мир, совершенно ему незнакомый. Стайлз в нем – словно слепец.
Но рядом есть Скотт, который, в отличие от него, явно чувствует себя в лесу как рыба в воде.
Костер они разжечь так и не решились (точнее, Скотт просто не дал). Вероятность того, что их будут искать, сбрасывать со счетов было нельзя. А огонь очень приметный ориентир.
Стайлзу неуютно. Лес наполнен непривычными шорохами и звуками. Лес живет своей тайной жизнью даже ночью, переговариваясь кронами и самыми мелкими листочками.
Лежать на холодной, присыпанной лишь листьями земле – жестко. Скотт отдал ему свою куртку, но даже так Стайлз весь извертелся.
– Ну ты и неженка.
– Посочувствовал бы, – недовольно буркает Стайлз, плотнее закутываясь в чужую куртку. Скотту не холодно, чертову оборотню.
– Ладно. Иди сюда, – приглашающе хлопает он ладонью по земле.
Стайлз, не раздумывая, подкатывается к горячему боку, блаженно прикрывая глаза – хоть чуть-чуть, да теплее.
– Не жалеешь? – спустя какое-то время тихо спрашивает Скотт.
– А?
Стайлз успел задремать и теперь пытается сходу понять, что от него хотят.
– Не жалеешь, что ушел со мной?
Стайлз зевает, чуть не вывихнув челюсть.
– Пока не понял. Но дома была кровать.
– Хватит бурчать, – фыркает Скотт. – И все же ты неженка.
– Отвали.
Стайлз недовольно смотрит на ухмыляющегося оборотня. В сон клонит со страшной силой, и бороться с желанием закрыть глаза становится все сложнее.
Но Скотт молчит, только смотрит пристально, но к этому можно привыкнуть.
А потом, совершенно внезапно, целует его, уверенно накрывая удивленно разомкнутые губы.
– Ты что творишь?!
Стайлз подрывается, пытается встать, но ему не дают.
– Целую тебя.
– Совсем охренел?!
– Есть немного, – криво ухмыляется Скотт.
Стайлз молчит, ошарашено глядя на него. Губы горят огнем.
– Да ладно тебе. Еще скажи, что не понравилось.
Стайлз краснеет, надеясь, что в темноте это останется незамеченным.
– Не понравилось!
– Ха! Врун.
Скотт хватает его за плечо и с силой дергает на себя. Стайлз, потеряв равновесие, валится на него всем весом, а через секунду и вовсе забывает о любых возражениях.
Скотт отлично целуется. Он достаточно напорист, слегка груб, но в то же время внимателен.
Поцелуй настолько захватывает Стайлза, что он слегка отключается от реальности. И приходит в себя только от ощущения сильных ладоней, нагло мнущих его задницу.
Скотт, словно вампир, кусает его за шею и ключицы, наверняка оставляя красочные синяки. Стайлзу все равно: он слишком возбужден и боль становится лишь пикантной приправой к общему блюду.
Стайлз стонет, обхватывая Скотта за шею, когда тот одним резким движением перекатывает их, оказываясь сверху. В ночной тишине громко звякает пряжка ремня, а после твердая, мозолистая рука обхватывает его истекающий смазкой член. Большой палец проходится по головке, и Стайлза выгибает от наслаждения.
Трясущимися руками он тянется к ширинке Скотта, но тот нетерпеливо мотает головой и отбрасывает его руки. Скотт требовательно целует его, прикусывая губы до крови, и быстро и сильно ведет рукой, подводя к краю. Долго это не может продолжаться: буквально спустя пару движений Стайлз кончает, зажмурившись до белых кругов перед глазами и выгнув шею.
Чуть отойдя, он проводит потной ладонью по лицу Скотта, откидывая влажные пряди со лба.
– А ты?
– А я уже, – хмыкает тот.
Радужка Скотта – насыщенно желтая. Стайлз думает, что сможет к этому привыкнуть.
– Мне понравилось, – нагло заявляет он. И снова зевает.
– Да я догадался.
– Нужно будет обязательно повторить. Только с нормальной кроватью. И душем, – бормочет Стайлз, просовывая ладони под рубашку Скотта.
Тот возится с его ремнем, застегивая джинсы, а после обнимает его и поворачивается на бок, подхватывая откуда-то сбоку сброшенную раньше куртку.
Стайлз раздраженно шипит и выхватывает зажатую руку. Скотт не пушинка, и если Стайлз проспит так всю ночь, к утру чувствительность совсем пропадет.
– Спи.
Сквозь сон Стайлз еще хочет возмутиться, сказав что-то вроде: «А я что, по-твоему, пытаюсь сделать?», но у него совсем нет сил.
Завтра будет новый день. А еще спустя три дня они дойдут до огромного поселения, которое станет новым домом Стайлза («Станет, обязательно станет, вот увидишь, Стайлз!»). Будет неловкое знакомство с мамой Скотта, которая все поймет чуть ли не с первого взгляда. Будет еще более неловкая встреча с Альфой общины, к которой принадлежит Скотт.
Но это все – еще впереди. А сейчас Стайлз спит, вымотанный до предела. И снится ему их дом, то время, когда родители еще были живы, мама пекла по выходным яблочную шарлотку, а отце возвращался с дежурства и говорил: «Я дома».
Стайлз улыбается во сне.
@темы: фик, Стайлз Стилински, Скотт МакКолл, NC-17, AU
я просто не могу не принести это сюда! патаму шта это вся суть этого шиппа. 
/
